Нравы викторианской англии. Викторианская эпоха без глянца

Были одушевлены твёрдой решимостью противодействовать всякому дальнейшему торжеству демократического принципа. Новые выборы, назначенные вследствие перемены монарха, усилили консервативную партию. Большие города Англии, Шотландии и Ирландии голосовали преимущественно в пользу либеральных и радикальных фракций, но английские графства большей частью избрали противников министерства.

Между тем, политика прежних лет создала для правительства значительные затруднения. В Канаде разлад между метрополией и местным парламентом принял опасные размеры. Министерство получило разрешение приостановить действие канадской конституции и отправило в Канаду графа Дергама с обширными полномочиями. Дергам действовал энергично и искусно, но оппозиция обвинила его в превышении власти, вследствие чего он должен был сложить с себя свою должность.

Ещё яснее слабость правительства проявилась по поводу ирландских дел. Утверждения ирландского десятинного билля министерство могло добиться не иначе, как после совершенного устранения аппроприационного параграфа.

Чартизм

В то время радикалы образовали крайнюю фракцию, которая разработала «Народную хартию» - петицию парламенту, где требовала всеобщего избирательного права, тайной подачи голосов, ежегодно возобновляемых парламентов и т. п. Начиная с осени 1838 года чартисты подняли сильную агитацию на сходках, собирали подписи для петиций и созвали в начале 1839 года так называемый национальный конвент в Лондоне, ища себе сторонников среди рабочего населения фабричных городов. Восстание, поднятое летом 1839 года, было подавлено; главные лидеры чартистов были отданы под суд и отправлены в ссылку. Чартизм добился уменьшения рабочего дня.

Внешняя и внутренняя политика

1850 год начался при более благоприятных условиях. В Ирландии было восстановлено действие Habeas Corpus; благодаря свободе торговли доходы дали излишек в 2 млн. фунтов стерлингов , тогда как налог в пользу бедных уменьшился на 400 000 фунтов против предыдущего года.

В разладе между Россией и Австрией, с одной стороны, и Турцией, с другой, вызванном делом о венгерских беглецах, Англия приняла сторону Порты . В январе 1850 года английская эскадра неожиданно появилась в виду Афин с требованием уплаты по старым счетам, между которыми на первом плане стояло вознаграждение португальского еврея Пачифико, состоявшего в английском подданстве, за повреждение его дома во время народных беспорядков. Ответом на отказ греческого правительства послужила блокада всех греческих гаваней. Греция могла только протестовать против такого злоупотребления силой; посланники других государств в более или менее энергических выражениях высказали своё порицание образу действия Англии. Месяц спустя блокада была снята; последствием её было охлаждение отношений к Франции и России. Лорд Стэнли предложил верхней палате выразить порицание правительству за его образ действий в Греции.

Предложение это было принято, но нижняя палата по предложению Робука выразила формальное одобрение пальмерстоновской политике. Тем не менее, голосование верхней палаты не осталось без последствий. Пальмерстон понял необходимость выпутаться из изолированного положения, в которое он поставил Англию, и тем усерднее старался сблизиться с великими державами по шлезвиг-голштинскому вопросу, разрешенному лондонскими протоколами от 4 июля и 12 августа 1850 года.

Чувствительным ударом для министерства была внезапная смерть Роберта Пиля. Тогда же приехавший в Лондон австрийский генерал Гайнау потерпел личное оскорбление со стороны рабочих на пивоваренном заводе Барклая, и так как Пальмерстон не торопился дать удовлетворение, то это ещё более обострило взаимные отношения к Австрии, политика которой в Германии, в особенности стремление включить все австрийские земли в Германский союз , вызывала решительный отпор со стороны Англии.

Большие затруднения подготовила вигскому министерству Римская курия . Папским бреве от 30 сентября сразу были назначены девять католических епископов для Великобритании; кардинал Виземан получил титул архиепископа Вестминистерского. Это оживило в английском духовенстве и народе закоренелую ненависть и отвращение к Риму; снова раздался старинный клик «No Popery». В начале 1851 года Россель внёс билль о духовных титулах, запрещавший принятие епископского титула всем духовным лицам, не принадлежащим к государственной церкви, и объявлявший недействительными все пожертвования, сделанные в пользу таких лиц. Либералам и даже некоторым пилитам этот билль показался чересчур суровым, а в глазах ревностных протестантов он был ещё слишком робким.

Между тем, нижняя палата вопреки протесту министерства приняла предложение Лок-Кинга о предоставлении английским и валлийским графствам одинаковых избирательных прав с городами. Наступил министерский кризис, окончившийся восстановлением прежнего кабинета, так как лорду Стэнли, предводителю протекционистов, не удалось образовать прочного кабинета и привлечь в него таких людей, как Гладстон.

На время политика отступила на задний план благодаря первой всемирной выставке , открывшейся в Лондоне 1 мая 1851 года. Новым источником слабости для министерства явился образ действий лорда Пальмерстона. Правда, он добился того, что водворенные в Турции венгерские беглецы, в том числе Кошут , были выпущены на свободу; но зато исход борьбы из-за Пачифико был для него тяжёлым поражением. Избранная по этому вопросу посредническая комиссия признала за Пачифико право на вознаграждение в размере не больше 150 фунтов стерлингов - и из-за такой-то суммы министр чуть было не вызвал европейскую войну.

Затем произошёл дипломатический разрыв с Неаполем вследствие рассылки английским посланникам на континенте писем Гладстона о жестокостях неаполитанского правительства.

Государственный переворот, совершившийся во Франции 2 декабря , был радостно приветствован Пальмерстоном, без ведома министерства и короны. Россель воспользовался этим, чтобы отделаться от неудобного товарища. Пальмерстон отплатил ему внесением поправки к одному из правительственных предложений, принятие которой вызвало отставку министерства. На этот раз лорду Стэнли (получившему после смерти отца титул графа Дерби) удалось составить министерство (в феврале 1852 года). В новом кабинете, строго-торийского направления, он сам занял место первого лорда казначейства, Дизраэли получил портфель финансов, а иностранные дела перешли к графу Мальмсбери.

Протекционистские симпатии министерства привели к возобновлению фритредерской агитации. Лига Кобдена снова открыла свою деятельность; по всей стране собирались митинги и делались приготовления к новым выборам. Правительство находилось в нижней палате в несомненном меньшинстве и обязано было своим существованием единственно несогласиям среди либеральных партий. Ввиду всего этого Дизраэли высказался за продолжение таможенной политики своих предшественников.

В июле последовало давно ожидавшееся распущение парламента, и немедленно назначены новые выборы. Министерство приобрело несколько лишних голосов, но не так много, чтобы располагать большинством в парламенте. Немалой утратой для него была смерть Веллингтона (14 сентября), пользовавшегося умиротворяющим влиянием на партии. Финансовые предложения Дизраэли были отклонены большинством 19 голосов, и торийское министерство принуждено было подать в отставку (декабрь 1852 года).

Заменивший его кабинет составился из различных партий, вступивших между собой в союз для низвержения Дерби. Пилиты имели в нём своих представителей в лице лорда Абердина (первого министра) и Гладстона, получившего портфель финансов, виги - в лице лорда Джона Росселя, а радикалы - в лице Мольсворта и Бейнса. Пальмерстон получил министерство внутренних дел.

Крымская война

Не менее благоприятно сложились события в Индии. Со времени взятия Дели англичанами центр тяжести восстания переместился в Ауд и его столицу Лукнов. В марте 1858 года главные кварталы Лукнова были взяты штурмом. Напрасно предводители инсургентов искали помощи в Непале , единственном индийском государстве, сохранившем ещё признаки самостоятельности: правитель Непала заключил союз с англичанами.

Лорд Стэнли, талантливый сын графа Дерби, благополучно провёл план реорганизации Индии. Господство Ост-Индской компании прекратилось, совет директоров был упразднен, и вместо него учреждена должность ответственного перед парламентом особого министра с советом из 15 членов.

Незадолго до этого министерство понесло сильное поражение по вопросу о евреях. Когда билль о допущении евреев в парламент в третий раз был отвергнут пэрами по настоянию лорда Дерби, оппозиция, возмущенная подобным неуважением к постановлениям нижней палаты, предложила палате простым решением признать барона Ротшильда представителем лондонского Сити . Лорд Дерби должен был уступить. Он внёс в верхнюю палату новый билль о присяге, делавший возможным допущение евреев. Билль этот был принят лордами, после чего Ротшильд занял своё место в палате общин.

В том же 1858 году лорд Эльджин заключил договор с Японией, доставивший Англии громадные торговые преимущества.

В самой Англии реформистская агитация приняла в 1859 году внушительные размеры; незадолго до открытия парламента Брайт выступил с проектом реформы чисто демократического характера. Министерство решило внести свой собственный билль, чтобы некоторыми уступками успокоить общественное мнение. Виги вошли в соглашение с радикалами, чтобы отклонить этот билль, не встретивший одобрения и в среде ториев. 21 марта лорд Джон Россель предложил палате заявить, что билль о реформе не соответствует требованиям страны; это предложение было принято большинством 39 голосов. Вслед за тем объявлено было о распущении парламента.

Этот шаг вызвал сильное возбуждение в стране, тем более, что внешняя политика министерства грозила новыми опасными осложнениями. При первых признаках столкновения между Австрией и Францией в итальянском деле правительство хотя и приняло личину полного беспристрастия, но из заявлений его можно было понять, что оно склоняется больше на сторону Австрии, тогда как в народе господствовало искреннее сочувствие делу итальянской свободы. Посредничество, предложенное лордом Мальмсбери, было отклонено Наполеоном III.

Обширные морские вооружения, объявленные правительством, усиление средиземного флота, заявление лорда Дерби, что Англия может очутиться в необходимости занять Триест , призыв к образованию отрядов добровольцев, даже провозглашение нейтралитета, истолкованное в благоприятном для Австрии смысле, - все это поддерживало в публике недоверие к намерениям министров и оказывало влияние на новые выборы. Страх быть вовлеченным в войну для поддержания европейского абсолютизма побудил радикалов забыть своё нерасположение к лорду Пальмерстону.

Лорд Россель примирился со своим долголетним противником; составилась коалиция из всех либеральных фракций, с целью низвергнуть консервативное министерство, которому новая палата общин и выразила своё недоверие (июнь 1859). Тори пали. Пальмерстон занял пост первого министра, Россель стал министром иностранных дел, а остальные портфели было розданы вигам, пилитам и радикалам. В числе министров были Гладстон и Мильнер-Джибсон. О диверсии в Адриатическое море для защиты Триеста не было больше речи; в союзе с Россией сделана была попытка отклонить Прусский двор от вмешательства в пользу Австрии.

Все другие интересы отодвинулись на задний план ввиду североамериканского кризиса , разразившегося в начале 1861 года. Если казавшееся неизбежным крушение гордой республики вызывало в британской аристократии известное чувство злорадства, то влияние междоусобной войны на хлопчатобумажное производство, питавшее значительную часть рабочего населения Англии, внушало серьёзные опасения. Внесённый Гладстоном бюджет указывал на продолжающееся улучшение финансов. Доходы обещали излишек почти в 2 млн, ввиду чего канцлер казначейства предложил не только отменить налог на бумагу, но и понизить подоходный налог. Чтобы отнять у лордов возможность вторично отвергнуть первую из этих мер, финансовые предложения министерства были внесены в верхнюю палату не отдельно, а вместе с бюджетом, и хотя лорды протестовали против этого, но по совету лорда Дерби не довели дела до столкновения с палатой общин.

Договор между Англией, Францией и Испанией, в силу которого предъявленные этими тремя державами к мексиканскому правительству требования должны были быть в случае надобности поддержаны военной силой, указывал на намерение союзников воспользоваться критическим положением союза для вмешательства в дела Америки.

Благодаря неожиданному инциденту дела вдруг приняли такой острый характер, что можно было опасаться решительного разрыва. Английский почтовый пароход «Трент», на котором ехали комиссары южных штатов Мазон и Слидель, был задержан американским военным корветом под начальством капитана Вилькса, который арестовал комиссаров и доставил их в Нью-Йорк . Весть об этом вызвала в Англии сильнейшее негодование. Английский посланник в Вашингтоне лорд Лайонс немедленно получил приказ потребовать выдачи пленников и удовлетворения за нанесённое британскому флагу оскорбление. Правительство президента Линкольна понимало, что при данных условиях разрыв с Англией мог бы иметь самые роковые последствия для союза. Оно выразило порицание поступку своего офицера и освободило пленных. Мирный исход столкновения был отчасти делом принца Альберта. Это была последняя услуга, оказанная им своему второму отечеству. Он умер 14 декабря 1861 года, искренно оплакиваемый британской нацией.

Предпринятое Англией, Францией и Испанией совместное вмешательство в мексиканские дела получило совсем неожиданный исход. Испания и Англия не замедлили убедиться, что замыслы французского императора идут гораздо дальше первоначальной цели экспедиции. Сначала английские, потом испанские войска покинули Мексику. Этот шаг не мог не задеть за живое французского императора, но он скрыл своё неудовольствие, потому что нуждался в дальнейшем содействии Англии для своих заатлантических планов.

30 октября 1862 года министр Друэн де Люис отправил к дворам лондонскому и петербургскому приглашение о принятии мер к прекращению междоусобной войны в Америке, прозрачно намекая на возможность вооружённого вмешательства. Но петербургский двор решительно отклонил французское приглашение, и его примеру последовал лорд Россель.

Революция в Греции, стоившая престола королю Оттону (октябрь 1862), произвела новый поворот в восточной политике Англии. Чтобы предупредить избрание в короли принца Лейхтенбергского, племянника русского императора, решено было принести Греции территориальную жертву. Грекам дано было понять, что если они сделают приятный для британского кабинета выбор, то последний намерен согласиться на присоединение Ионических островов к греческому королевству.

Взрыв лондонской тюрьмы с целью освобождения арестованных фениан снова поставил на первую очередь ирландский вопрос. Сознавая невозможность разрешить его одними преследованиями, Гладстон в самом начале сессии 1868 года внёс в парламент три знаменитые резолюции, в которых констатировалась необходимость уничтожения ирландской государственной церкви. Они были приняты большинством 65 голосов. Министерство, во главе которого за болезнью Дерби стал Дизраэли, решило остаться в должности и апеллировать к народу. 31 июля разошёлся последний парламент, избранный на основании закона 1832 года.

К этому же времени благополучно окончилась война с Абиссинией , вызванная отказом освободить пленных англичан.

Новые выборы дали либеральное большинство в 118 голосов. Дизраэли подал в отставку; составление министерства было поручено Гладстону (декабрь 1868 года). Кроме членов прежнего либерального кабинета, в министерство вошли Джон Брайт и адуламит Лоу, успевший помириться с либералами.

Сессия 1869 года открылась освобождением значительного числа фениев и заявлением о предстоящем восстановлении закона Habeas corpus в Ирландии. 1 марта Гладстон внёс в нижнюю палату свой ирландский церковный билль. Он предложил немедленно прекратить выдачу содержания ирландским священникам и передать все церковные имущества в руки королевской комиссии, которая примет на себя выплату пожизненных доходов владельцам духовных мест. Ирландские епископы должны были лишиться своих мест в верхней палате, ирландские церковные суды - прекратить свою деятельность. Из 16,5 миллионов стоимости имуществ ирландской церкви она сохраняла право только на 6,5 млн, тогда как остальные 10 млн должны были быть употреблены частью на общеполезные цели, частью на пособие католикам и пресвитерианам. Нижняя палата приняла этот билль большинством 361 голос против 247. Палата лордов хотя и одобрила его в третьем чтении, но со многими поправками. Так как эти поправки были отвергнуты нижней палатой, а лорды не уступали, то одно время возникли опасения, что реформа не состоится; но столкновение было устранено посредством компромисса между графом Грэнвилем и лордом Кэрнсом, предводителем оппозиции.

После разрешения ирландского церковного вопроса на очередь должна была выступить другая реформа, находившаяся в связи с ирландскими смутами, - именно изменение поземельных отношений в Ирландии. Это составило главную задачу сессии 1870 года. Уже 15 февраля Гладстон внёс в нижнюю палату свой ирландский билль. Предполагалось признать за фермерами по окончании срока аренды право на вознаграждение за все произведенные ими улучшения и постройки; облегчить фермерам посредством пособий из государственной казны покупку поземельной собственности, а земледельцам - возделывание неплодородных земель; наконец, учредить третейские суды для разбора всех споров и недоразумений между фермерами и помещиками. Билль прошёл в обеих палатах и 1 августа получил силу закона. Кроме того, обе палаты одобрили предложенный Форстером новый закон о народном образовании (первоначально для Англии и Валлиса). Всю страну предполагалось разделить на школьные округа и затем выяснить, поскольку существующие в каждом округе школы соответствуют истинным потребностям населения. Те округа, в которых состояние школ окажется удовлетворительным, должны были оставаться на прежнем положении, тогда как в остальных предполагалось открыть соответственное число новых школ. Для этих новых школ устанавливались следующие три основные правила:

  • 1) соответствие преподавания с узаконенной парламентом программой,
  • 2) надзор правительственных инспекторов безотносительно к религиозным различиям,
  • 3) полная свобода совести, в силу которой никто из учеников не может быть принуждаем, помимо воли родителей, к участию в религиозном преподавании.

Принятие или непринятие этих правил предоставлено доброй воле школьного начальства, но только в случае принятия их школа приобретает право на пособие со стороны парламента.

Английские уполномоченные были встречены в Лондоне шумными ликованиями, как вестники «почетного мира» (англ. peace with honour ). Предложение лорда Гартингтона вотировать порицание восточной политике министерства было отвергнуто 388 голосами против 195. О важных законодательных мерах во время сессии 1878 года не могло быть и речи ввиду преобладающего значения внешней политики. Партия гомрулеров возобновляла по различным поводам свою обструкционную тактику, но воздерживалась от повторения сцен вроде прошлогодних. Важным событием в истории был разрыв между её умеренными и революционными элементами по поводу прений об убийстве крупного землевладельца графа Лейтрима.

Поздневикторианский период

Вскоре после закрытия парламента получилось известие о движении русских к Амударье и о прибытии русского посольства в Кабул . Это было ответом России на отправку индийских войск в Мальту. Со своей стороны лорд Биконсфильд решился отказаться от политики невмешательства в Афганистане, которой придерживались его предшественники. Когда афганский эмир Шир-Али не согласился на пребывание английских резидентов в Кандагаре и Герате , англо-индийское войско вступило в Афганистан и быстро заняло Пейварский проход, устранив таким образом одно из главных препятствий на пути в Кабул.

В начале 1879 года Шир-Али бежал из Кабула и скоро умер. Преемник его, Якуб-хан, заключил мир с Англией.

В Ирландии общее возбуждение поддерживалось громадными митингами. Парнелль предложил систему общественного остракизма против всякого, кто осмелится снимать в аренду земли, откуда были выдворены прежние арендаторы, или кто каким бы то ни было образом будет действовать наперекор земельной лиге. Совершен был целый ряд насилий против судебных чиновников, земельных агентов, оставшихся верными контрактам фермеров и вообще против всех лиц, почему-нибудь неприятных лиге. Все это возбуждало тем большие опасения, что виновных не находили и полиция была бессильна.

Правительство увеличило численность войска и привлекло к суду 14 главных членов земельной лиги, в том числе Парнелля, по обвинению в мятежнической агитации. До какой степени ирландский народ принял близко к сердцу рекомендованное Парнеллем средство общественного остракизма - это показала история с капитаном Бойкотом , фермером и земельным агентом в Майо, по имени которого вся эта система, принявшая характер настоящего террора, получила название бойкотирования . Вскоре в Ирландии, кроме Ульстера, не осталось ни единого уголка, где бы лига не имела своих отделений и тайных судов, члены которых располагали страшным оружием бойкотирования. По делу членов земельной лиги присяжные не могли прийти к соглашению, и судебное производство осталось без результата. В начале 1881 года парламенту предложены были билль для подавления анархии в Ирландии и земельный билль, клонившийся к преобразованию аграрных отношений. Гомрулеры заявили о своём твёрдом намерении затормозить во что бы то ни стало первый из этих биллей. Прения тянулись 42 часа подряд. Наконец билль прошёл в первом чтении; но уже в тот же день по поводу предложения о втором чтении гомрулеры возобновили свою обструкционную тактику.

Совершенно ясной стала необходимость изменений в самом уставе палаты. Внесённое в этом смысле предложение Гладстона вызвало новые бурные сцены. Оно было принято, но ирландским депутатам все же удалось затянуть утверждение билля на целых 12 заседаний. Затем наступила очередь земельного билля. Он заключал в себе следующие главные постановления: ограничение права помещика отказать фермеру в дальнейшем содержании аренды; обеспечение за фермерами стоимости всех произведенных ими на арендуемом участке улучшений; пересмотр чрезмерно возвышенной арендной платы особыми оценочными присутствиями, определения которых должны быть одинаково обязательны как для помещиков, так и для фермеров; увеличение арендных сроков; наконец, выдача ссуд на улучшение или покупку арендуемых имений, на поднятие пустопорожних земель, равно как на переселение безнадежно обнищавших. Несмотря на множество поправок, в существенных своих пунктах билль остался без изменений; но после рассмотрения его лордами он вернулся в нижнюю палату неузнаваемым. Министерство изъявило готовность к уступкам, но отвергло все поправки, которыми нарушалась главная цель билля. Лорды стояли на своём. Гладстон сделал ещё несколько уступок, и наконец билль получил королевскую санкцию (август 1881).

В апреле того же года умер лорд Биконсфильд, которому наследовал, как предводитель консервативной партии в верхней палате, лорд Салисбэри. В Трансваале вспыхнуло восстание боэров. При посредстве Оранжевой республики открыты были переговоры, окончившиеся миром, в основу которого легло признание верховных прав королевы и самоуправление буров.

Правительство спокойно смотрело на занятие Туниса Францией, но наперед заявило свой протест против расширения французского влияния на Триполи .

Старания возобновить заключенный Кобденом в 1860 году англо-французский торговый договор, в которых выдающееся участие принял с английской стороны Чарльз Дильк , разбились о сопротивление французских протекционистов.

Ирландская земельная лига была закрыта правительством; оценочные присутствия для пересмотра арендных платежей открыли свою деятельность, оживившую надежды на лучшее будущее. Но уже в первых числах 1882 года обнаружилось новое брожение враждебных элементов. Тайные общества фениев старались занять пробел, оставшийся за уничтожением земельной лиги; их поддерживали денежные пособия и эмиссары из Америки.

В начале сессии 1882 года произошло столкновение между Гладстоном и верхней палатой. Последняя постановила избрать специальную комиссию для исследования результатов ирландского земельного билля. По мнению Гладстона, такая комиссия, назначенная землевладельцами и в интересах землевладельцев, могла оказать только вредное влияние на начатое в Ирландии дело умиротворения. Он предлагал поэтому вотировать порицание верхней палате, что и было принято большинством 303 голоса против 235.

Лорды все-таки избрали комиссию, но, не пользуясь содействием правительства, она осталась мертворождённой. Тори сами нашли необходимым пойти навстречу требованиям земельной лиги и внесли предложение содействовать фермерам в покупке арендуемых ими участков при пособии от казны, требуя в то же время более строгих мер против тайных обществ. Примирительное настроение было нарушено вестью об убийстве нового министра по делам Ирландии лорда Фредерика Кэвендиша и его товарища Борка в Феникс-Парке, в Дублине (6 мая). Это убийство было делом тайных обществ, которые и слышать не хотели о соглашении. Уже 11 мая Гаркорт внёс в нижнюю палату билль о предупреждении преступлений, который, кроме других мер охранения общественной безопасности, заключал в себе разрешение производить домовые обыски днем и ночью, назначение чрезвычайных судов, право запрещения газет и общественных сходок. Билль был принят обеими палатами. Вслед за этим Гладстон провёл другой закон, имевший целью оказать помощь беднейшим ирландским арендаторам.

В сфере внешней политики главный интерес представляли египетские дела. Ещё осенью 1881 года в Египте образовалась военная партия под предводительством Араби-паши, открыто ставшая во враждебные отношения к иностранцам. В связи с этим 11 июня 1882 года произошло возмущение черни в Александрии, при чём был ранен британский консул. 15 июня Гладстон формулировал в парламенте свою египетскую политику в 3 главных положениях: совместное действие с Францией, уважение к верховным правам Порты и водворение прочного порядка в Египте в интересах Европы и с одобрения великих держав. В том же духе действовала собравшаяся в Константинополе европейская конференция (23 июня). Но медлительность Порты, нерасположение Франции к вооружённому вмешательству и все более и более вызывающий образ действий Араби вскоре принудили Англию к более энергическому образу действий. 6 июля английское правительство отправило Араби-паше требование приостановить крепостные работы, начатые им в Александрии, и так как Араби оставил это требование без внимания, то 11 июля британский флот под начальством адмирала Сеймура открыл огонь по александрийским фортам.

13 июля Араби покинул город, который был подожжен чернью. Заняв Александрию, англичане обратили свои силы против Араби. В Египет был послан самый выдающийся английский полководец, Волслей, который уже 13 августа одержал при Тель-ель-Кебире блестящую победу над Араби-пашой. Последний сдался в плен и был отвезен на остров Цейлон .

К концу сессии приняты были предложенные Гладстоном изменения в парламентском уставе. Главнейшими из них было так назыв. правило о закрытии (англ. closure ), которым спикеру предоставлялось право с согласия большинства признать прения оконченными и учреждение так называемых больших комитетов (англ. grand committees ) для предварительной разработки специальных вопросов, которые до сих пор обсуждались в полном заседании палаты. Этими двумя постановлениями в значительной степени ограничена возможность злоупотребления свободой слова. В составе министерства произошли важные перемены. Брайт вышел в отставку немедленно после бомбардировки Александрии. Гладстон уступил портфель финансов Чайльдерсу, оставив за собой только пост первого министра, и в кабинет вступили новые члены: лорд Дерби, открыто перешедший в либеральный лагерь, и Чарльз Дильк, принадлежавший к радикальному крылу партии.

В сессии 1883 года министерство все ещё располагало большинством в палате общин. Закон против изготовления и продажи взрывчатых веществ прошёл в обеих палатах в один и тот же день. Благодаря избранным на основании нового парламентского устава большим комитетам, палата с непривычной быстротой приняла внесённые министерством законы о несостоятельности, о злоупотреблениях при парламентских выборах и об ограждении прав изобретателей. Точно так же был принят, хотя не без сильного сопротивления, закон об улучшении быта английских и шотландских фермеров.

В Ирландии дела шли по-прежнему. Как далеко раскинулась сеть фенианских заговоров, это доказало убийство Кэри, одного из коронных свидетелей в процессе против убийц в Феникс-Парке; он был убит на британском пароходе как раз в тот момент, когда собирался сойти на африканский берег.

В Египте дела усложнились вследствие беспорядков, вспыхнувших в Судане . Ещё в 1882 году там возникло национально-религиозное движение, во главе которого стал махди (пророк) Мохаммед-Ахмед. 1 ноября 1883 года он разбил наголову египетскую армию, которой командовали английские офицеры, а несколько дней спустя другой отряд потерпел жестокое поражение при Суакиме. Взрыв негодования, охватившего всю нацию, принудил Гладстона согласиться на отправку генерала Гордона в Судан в качестве генерал-губернатора. Гордон немедленно поспешил к месту своего назначения, но был плохо снабжен войском и деньгами. Египетская армия под начальством англичанина Бэкера была наголову разбита (11 февраля 1884 года) Османом Дигмой при Эль-Тебе, а сам Гордон принужден был запереться в Хартуме , без провианта и с гарнизоном, переполненным изменниками. Вся нация требовала, чтобы храбрый генерал не был покинут на произвол судьбы, и министерство решило послать к нему на выручку генерала Волслея. Но прежде чем передовой отряд новой армии достиг до Хартума, город сдался от голода и Гордон был убит (26 января 1885 года). Волслей получил приказ отступить. К концу мая все английские военные силы возвратились назад в Верхний Египет.

Если, несмотря на малоотрадный исход египетских дел, палата отвергла предложенное ториями порицание министерству, то это объясняется тем, что целым рядом реформ в области внутренней политики Гладстон сумел приобрети себе надежных сторонников между радикалами. В числе этих реформ первое место занимал новый избирательный закон, устранявший разницу между сельскими и городскими избирателями и предоставлявший избирательное право в графствах каждому наемщику квартиры; сверх того, избирательное право даровано прислуге, обладающей цензом в 10 фунтов. Таким образом создавалось 2 млн новых избирателей. Нижняя палата приняла этот билль 26 июня 1884 года, но верхняя постановила не приступать ко второму чтению до тех пор, пока министерство не внесет своего билля о распределении избирательных округов. Гладстон не согласился на это требование.

Под влиянием нападений со стороны печати лорды уступили; избирательный билль был ими принят. Вскоре после того осуществилась и другая половина реформы: многие маленькие городки были лишены права иметь своего особого депутата, число представителей от больших городов было увеличено, графства разделены на избирательные округа с приблизительно равной численностью населения. Слабые успехи Гладстона на поприще иностранной политики, а с другой стороны, его предупредительность к радикалам и ирландским автономистам уже давно вызвали отчуждение между ним и умеренными вигами. Это повело к тому, что когда 3 июня 1885 года, по поводу бюджета, Гикс-Бич внёс резолюцию о выражении недоверия правительству, последнее понесло поражение и вышло в отставку.

Составление нового кабинета было поручено главе ториев, маркизу Салисбэри. Сам он принял на себя министерство иностранных дел. Норткот, перешедший в это время с титулом лорда Иддесли в верхнюю палату, стал президентом тайного совета, Гикс-Бич получил заведование финансами, а лорд Черчилль - министерство по делам Индии.

Новый кабинет довольно счастливо повёл свою иностранную политику: отношения к Германии, поколебленные успехами последней в Африке, улучшились, несогласие с Россией по поводу афганских границ было улажено, генерал Прендергаст занял Бирму, и уже 1 января 1886 года вице-король Индии провозгласил присоединение Бирмы к Британской империи.

Между тем, в начале декабря 1885 года произошли на основании нового избирательного закона парламентские выборы, доставившие либералам значительное число голосов благодаря содействию сельских избирателей, пожелавших выразить Гладстону и его друзьям свою благодарность за дарованные им политические права. В общем избрано 333 либерала, 251 тори и 86 ирландских автономистов. В парламенте ирландцы соединились с друзьями Гладстона, и уже 26 января 1886 года кабинету Салисбэри нанесено было поражение по поводу адреса. Тори вышли в отставку.

Так как умеренные виги, как лорд Гартингтон и Гошен, держались в стороне, то кабинет составился преимущественно из друзей Гладстона и радикалов - лорда Росбэри, Чайлдерса, Морлея, Чэмберлена. Гладстон немедленно внёс в нижнюю палату два законопроекта для умиротворения Ирландии. Одним из них предполагалось при помощи выкупной операции обратить крупную поземельную собственность, находившуюся исключительно в руках англичан, в свободное крестьянское владение, а другим - даровать Ирландии туземное правительство и особый народный парламент. Новый ирландский парламент должен был состоять на ²/ 3 из выборных членов и на 1 / 3 из членов, назначаемых английским правительством. Его ведению должны были подлежать все дела, касающиеся Ирландии, за исключением иностранной политики, таможенных и военных вопросов; взамен этого ирландские члены лишались своих мест в парламенте Соединённого королевства.

Против этого последнего билля в стране поднялась ожесточённая оппозиция; на него ополчились не только все консерваторы, но и умеренные виги с лордом Гартингтоном во главе; даже многие радикалы высказались против закона, последствием которого было бы столь далеко идущее разъединение между Ирландией и Англией. Чэмберлен вышел из кабинета вместе со своим другом Тревельяном. Закон об ирландской автономии был отвергнут в нижней палате (7 июня) большинством 341 голос против 311. Гладстон апеллировал к стране, но после необычайно возбужденной избирательной борьбы народ высказался, в июле 1886 г., против министерства. В новый парламент, кроме 86 ирландских автономистов, попал всего 191 сторонник Гладстона, тогда как тори получили 317 мест, а либеральные унионисты - 76.

Так как Гартингтон отказался вступить в кабинет, то Салисбэри составил чисто торийское министерство, в которое вошли, между прочим, лорд Иддесли, Гикс-Бич, лорд Черчилль и Кренбрук. Ирландия ответила на низвержение министерства Гладстона новыми аграрными преступлениями и уличными беспорядками. Диллон и О’Бриен, предводители национальной лиги, образовавшейся вместо прежней земельной лиги, вербовали всюду сторонников для своего «плана нового похода». По этому плану предполагалось назначить от лиги доверенных лиц для установления арендной платы в каждом частном имении Ирландии; если помещики не примут сделанных этими доверенными оценок, то арендаторы должны совсем прекратить платеж аренды. Ирландские депутаты старались ставить правительству затруднения в нижней палате, но поправка Парнелля к адресу была отклонена вместе с его земельным законопроектом, которым предполагалось уменьшить арендную плату на 50 %.

В конце 1886 и в начале 1887 года в министерстве произошли некоторые перемены. Прежде всего неожиданно вышел в отставку лорд Черчилль. Его место было предложено вождю либеральных унионистов, лорду Гартингтону, который сам отказался принять должность, но уговорил своего друга Гошена вступить в министерство в качестве канцлера казначейства. Этим положено начало сближению с умеренными вигами. Затем из министерства вышли лорд Иддесли и Гикс-Бич; место последнего занял Бальфур, племянник Салисбэри.

Беспорядки в Ирландии заставили правительство, в конце марта 1887 года, внести проект нового усмирительного закона. Несмотря на сильную оппозицию сторонников Гладстона и ирландских членов парламента, предложение министерства получило большинство и вошло в силу в июне 1887 года.

В августе 1887 года ирландская национальная лига была закрыта, как опасное общество, а её отделения распущены; последствием этого были новые возмущения.

В апреле в Лондоне открылась имперская конференция (англ. Imperial conference ) всех британских колоний с целью теснее связать узы между колониями и метрополией.

В области внешней политики возникло несогласие с Францией из-за Новогебридских островов, скоро улаженное; с Россией происходили недоразумения по вопросам об афганских границах и по делам болгарским. Когда после долгого междуцарствия болгары выбрали в князья Фердинанда Кобургского , петербургский кабинет обратился к Порте с требованием признать незаконность этого избрания. Но Англия, поддерживаемая Австрией и Италией, отказалась присоединиться к этому требованию, и свидание королевы Виктории с императором Францем-Иосифом , в апреле 1888 года, по-видимому, не осталось без влияния на то, что Австрия и Англия приняли в болгарском вопросе положение враждебное России.

В Ирландии, несмотря на специальные законы и чрезвычайные суды, аграрные беспорядки не прекращались. Сильное раздражение вызвало в стране заявление Римской курии (1888), в резких выражениях осуждавшее систему бойкотирования. Ирландцы ответили, что они не намерены заимствовать свою политику ни из Италии, ни из Англии, и наотрез отказались прекратить порицаемые Папой меры насилия. В августе парламент обсуждал предложение о назначении суда над Парнеллем, обвиненного газетой «Times» в сообщничестве с убийцами Кэвендиша и Борка. Парнелль, не ожидая решения назначенной парламентом комиссии, начал против «Таймс» судебный иск о клевете; Пигот, доставивший «Таймс» компрометировавшие Парнелля письма, сознался в подлоге и окончил жизнь самоубийством (февраль 1889 года).

Процесс Парнелля с «Таймс» произвел глубокое впечатление в стране. Последовавший за этим целый ряд частных выборов показал, что торийский кабинет все более и более теряет почву под ногами. Новый процесс Парнелля, уличенного в незаконном сожительстве с замужней женщиной (на которой, впрочем, он потом женился), отдалил от него сторонников Гладстона и произвел раскол в недрах самих ирландских автономистов, которые потребовали, чтобы Парнелль временно отказался от предводительства партией и вообще от парламентской деятельности. Важнейшая внутренняя мера, ознаменовавшая правление консервативного министерства за последние годы, состояла в преобразовании местного самоуправления на более демократических началах.

Этот новый закон вошёл в силу с 1 апреля 1889 года. В том же году учреждено особое министерство земледелия. В 1890 году ассигновано было 33 млн фунтов стерлингов на содействие ирландским арендаторам в покупке арендуемых ими имений; в 1891 году проведён новый билль, направленный к той же цели и предоставляющий арендаторам, принудительно удаляемым за неплатёж ренты, продать своё арендное право другим лицам в течение пятилетнего срока. Консервативное большинство в палате общин хотя и уменьшилось (путём отдельных выборов, благоприятных для либералов), но все ещё настолько сильно, чтобы препятствовать принятию радикальных реформ, как, например, бесплатности начального обучения, отвергнутой (февраль 1890) большинством 223 голоса против 163. Бюджетные излишки обращаются, однако, на развитие народного образования и улучшение положения народных учителей. Просьба королевы назначить особые суммы на содержание её внуков (сына и дочери принца Уэльского) встретила противодействие со стороны вождей радикальной партии, Лабушера и Морлея. Палата общин согласилась только на некоторое увеличение средств, ассигнуемых лично королеве (август 1889 года).

Как в 1889 году, так и в 1890 году в Лондоне и в других больших городах Англии происходили крупные стачки рабочих.

Английские войска принимали участие в поражении дервишей, вторгнувшихся с юга в пределы Египта.

Между США и Великобританией возникали несогласия из-за свободы плавания по Берингову морю, между Францией и Англией - из-за рыбной ловли у берегов Ньюфаундленда (1890). Англия признала права Франции на Мадагаскар, Франция - права Англии на Занзибар (установленные согласно Занзибарскому договору 1890 г. с Германией).

1899 год - начало англо-бурской войны.

Драка за Африку

Давнишним недоразумениям между Англией и Германией по вопросу о южно-африканских владениях обеих держав был положен предел договором 1 июля 1890 года, по которому Германия сделала Англии большие уступки в Африке, но зато получила от Англии остров Гельголанд .

В Африке же нашлись поводы к распре между Португалией и Англией, одно время грозившей войной.

В 1891 году Парнелль, которому не удалось возвратиться к прежней роли вождя ирландских автономистов.

Викторианская мораль

В обществе стали преобладать ценности, исповедуемые средним классом и поддерживаемые как англиканской церковью, так и мнением буржуазирующейся верхушки общества. Ценности и энергия среднего класса легли в основу всех достижений викторианской эпохи.

Трезвость, пунктуальность, трудолюбие, экономность и хозяйственность ценились и до правления Виктории, но именно в её эпоху эти качества стали доминирующей нормой. Пример подала сама королева: её жизнь, до конца подчиненная долгу и семье, разительно отличалась от жизни двух её предшественников. Большая часть аристократии последовала её примеру, отказавшись от броского образа жизни предыдущего поколения. Так же поступила и квалифицированная часть рабочего класса Льюис Кэрролл Вы можете Средневековье Википедия


  • Викторианская эпоха охватила большую часть 19 века. Практически в каждой сфере жизни произошли кардинальные перемены. Это было время процветания, широкой империалистической экспансии и великих политических реформ. При этом доведенная до абсурда добродетель и ограничения контрастировали с широким распространением проституции и детского труда.


    Простым англичанам жилось нелегко. (pinterest.com)


    В хибары бедняков набивалось столько людей, что ни о какой гигиене или санитарных нормах речи быть не могло. Часто совместное проживание на малой площади большого количества мужчин и женщин приводило к очень ранней проституции.


    Жизнь работяг. (pinterest.com)


    В доме же обывателя среднего класса главным местом была гостиная. Это была самая большая, дорого украшенная и презентабельная комната. Еще бы, ведь по ней судили о семье.



    Классический интерьер приличного дома. (pinterest.com)


    Жизнь трущоб. (pinterest.com)


    Предшествующие Виктории поколения Ганноверов вели весьма распутный образ жизни: незаконные дети, алкоголизм, распутство. Престиж британской монархии был низок. Королеве пришлось выправлять ситуацию. Хотя, говорят, что она коллекционировала изображения обнаженной мужской натуры.



    Жертвы моды. (pinterest.com)

    Семейный портрет. (pinterest.com)

    Мода викторианской эпохи. (pinterest.com)


    Мужчины и женщины обязаны были забыть, что у них есть тело. Ухаживания состояли из ритуальных бесед и символических жестов. Слова о теле и чувствах заменялись эвфемизмами (например, конечности вместо рук и ног). Девушкам не полагалось ничего знать о сексе и деторождении. Представители среднего класса обладали уверенностью в том, что процветание — это вознаграждение за добродетель. Доведенное до крайности пуританство семейной жизни порождало чувство вины и лицемерие.



    Английская семья в Индии, 1880. (pinterest.com)

    Продавщицы цветов. (pinterest.com)


    Надо сказать, суровые правила не распространялись на простой люд. Крестьяне, рабочие, мелкие торговцы, моряки и солдаты жили в антисанитарии, нищете и тесноте. Требовать от них соблюдения викторианской морали было бы просто смешно.


    Жизнь бедняков. (pinterest.com)


    Одежда была сложна и изысканна. Для каждого случая был предусмотрен конкретный фасон. Главными героями гардероба женщин были кринолин и корсет. И если первый могли позволить себе только состоятельные дамы, то второй носили женщины всех классов.


    Модницы. (pinterest.com)

    В ванной. (pinterest.com)


    Викторианская мода. (pinterest.com)


    Когда восьмилетние мальчики из аристократических семей отправлялись на жительство в школы, что же в это время делали их сестры?

    Считать и писать они учились сначала с нянями, а потом с гувернантками. По несколько часов в день, зевая и скучая, глядя с тоской в окно, они проводили в комнате, отведенной под занятия, думая о том, какая прекрасная погода для поездки верхом. В комнате ставился стол или парта для ученицы и гувернантки, шкаф с книгами, иногда черная доска. Вход в комнату для занятий часто был прямо из детской.

    «Моя гувернантка, ее звали мисс Блэкберн, была очень симпатичной, но ужасно строгой! Чрезвычайно строгой! Я боялась ее как огня! Летом мои уроки начинались в шесть утра, а зимой в семь, и если я приходила позже, то платила пенни за каждые пять минут опоздания. Завтрак был в восемь утра, всегда одно и то же, миска молока с хлебом и ничего больше до того времени, как я стала подростком. Я до сих пор терпеть не могу ни того, ни другого, Не учились мы только полдня в воскресенье и целый день на именины. В классной комнате была кладовка, где хранились книги для занятий. Мисс Блэкберн клала туда же на тарелке кусок хлеба для своего ланча. Каждый раз, когда я что-то никак не могла запомнить, или не слушалась, или возражала чему-нибудь, она запирала меня в этой кладовке, где я сидела в темноте и дрожала от страха. Особенно я боялась, что туда прибежит мышка есть хлеб мисс Блэкберн. В своем заточении я оставалась до тех пор, пока, подавив рыдания, могла произнести спокойно, что теперь я хорошая. Мисс Блэкберн заставляла меня заучивать наизусть страницы истории или длинные поэмы, и если я ошибалась хоть на слово, она заставляла учить меня в два раза больше!»

    Если нянек всегда обожали, то бедных гувернанток любили довольно редко. Может быть оттого, что няни выбирали свою судьбу добровольно и оставались с семьей до конца своих дней, а гувернантками всегда становились по воле обстоятельств. В эту профессию чаще всего были вынуждены идти работать образованные девушки из среднего класса, дочери безденежных профессоров и клерков, чтобы помочь разорившейся семье и заработать себе на приданое. Иногда гувернантками были вынуждены становиться и дочери аристократов, потерявших свое состояние. Для таких девушек униженность от их положения являлась преградой к тому, чтобы они могли получать хоть некоторое удовольствие от своей работы. Они были очень одиноки, и слуги всячески старались выразить им свое презрение. Чем родовитее была семья бедной гувернантки, тем хуже к ней относились.

    Прислуга считала, что если женщина вынуждена работать, то она приравнена в своем положении к ним, и не желала ухаживать за ней, старательно демонстрируя свое пренебрежение. Если же бедняжка устраивалась в семью, в которой не было аристократических корней, то хозяева, подозревая, что она смотрит на них свысока и презирает за отсутствие надлежащих манер, недолюбливали ее и терпели только для того, чтобы их дочери научились держать себя в обществе.

    Кроме обучения своих дочерей языкам, игре на пианино и акварельному рисунку, родители мало заботились о глубоких знаниях. Девушки много читали, но выбирали не нравоучительные книги, а любовные романы, которые потихоньку потаскивали из домашней библиотеки. Спускались в общую обеденную залу они только для ланча, где сидели за отдельным столом вместе со своей гувернанткой. Чай с выпечкой в пять часов относился наверх в комнату для занятий. После этого дети уже не получали никакой еды до следующего утра.

    «Нам разрешалось намазать хлеб маслом или джемом, но никогда тем и другим, и съесть только одну порцию ватрушек или кексов, которые мы запивали большим количеством свежего молока. Когда нам исполнилось пятнадцать или шестнадцать, нам уже не хватало этого количества еды и мы постоянно ложились спать голодными. После того как мы слышали, что гувернантка прошла в свою комнату, неся поднос с большой порцией ужина, мы потихоньку босиком спускались по черной лестнице на кухню, зная, что там в это время никого нет, так как громкий разговор и смех слышались из комнаты, где ели слуги. Украдкой мы набирали, что могли и довольные возвращались в спальни».

    Часто для обучения дочерей французскому и немецкому языкам приглашались в качестве гувернанток француженки и немки. «Однажды мы шли вместе с мадемуазель по улице и встретили подруг моей матери. В тот же день они написали ей письмо, говоря, что мои перспективы на замужество ставятся под удар, потому что невежественная гувернантка была обута в коричневые ботинки, а не в черные. "Дорогая, — писали они, — в коричневой обуви ходят кокотки. Что могут подумать о милой Бетти, если за ней присматривает такая наставница!"»

    Леди Гартврич (Бетти) была младшей сестрой леди Твендолен, которая вышла замуж за Джека Черчилля. Когда она вошла в возраст, то была приглашена на охотy довольно далеко от дома. Чтобы добраться до места, она должна была воспользоваться железной дорогой. До станции рано утром ее проводил конюх, который обязан был встретить ее здесь в тот же вечер. Далее с поклажей, составлявшей все снаряжение для охоты, она ехала в вагоне-стойле вместе с лошадью. Считалось вполне нормальным и приемлемым, что молодая девушка путешествует, сидя на соломе, со своим конем, поскольку считалось, что он будет ей защитой и забьет ногами любого, кто войдет в вагон-стойло. Однако если бы она без сопровождения находилась в пассажирском вагоне со всей публикой, среди которой могли быть мужчины, общество бы такую девушку осудило.

    В колясках, запряженных маленькими пони, девочки могли одни ездить за пределы имения, навещая своих подружек. Иногда путь лежал через лес и поля. Абсолютная свобода, которой юные леди наслаждались в имениях, пропадала мгновенно, как только они попадали в город. Условности поджидали их здесь на каждом шагу. «Мне разрешали одной в темноте скакать верхом через лес и поле, но если бы я утром захотела пройтись через парк в центре Лондона, полный гуляющей публикой, чтобы встретиться со своей подругой, ко мне тут же приставили бы горничную».

    В течение трех месяцев, пока родители и старшие дочери вращались в обществе, младшие на своем верхнем этаже вместе с гувернанткой твердили уроки.

    Одна из известных и очень дорогих гувернанток мисс Вульф открыла в 1900 году для девочек классы, которые работали до Второй мировой войны. «Я сама посещала их, когда мне исполнилось 16, и поэтому на личном примере знаю, каким было лучшее образование для девочек в это время. Мисс Вульф до этого преподавала и лучших аристократических семьях и, в конце концов, получила в наследство достаточную сумму, чтобы купить большой дом на Южной Адлей-стрит Мэйтер. В одной его части она устроила классы для избранных девочек. Она выучила лучших леди нашего высшего света, и я могу смело сказать, что и я сама очень много выиграла от этого прекрасно организованного беспорядка в ее образовательном процессе. На три часа утром мы, девочки и девушки разных возрастов, встречались за длинным столом в нашей уютной комнате для занятий, бывшей гостиной в этом элегантном особняке XVIII века. Мисс Вульф — маленькая, хрупкая женщина в огромных очках, делавших ее похожей на стрекозу, объясняла нам предмет, который нам предстояло изучать в этот день, затем направлялась к книжным шкафам и вынимала оттуда книги для каждой из нас. В конце занятий устраивалось обсуждение, иногда мы писали сочинения на темы по истории, литературе, географии. Одна наша девочка захотела заниматься испанским языком, и мисс Вульф моментально принялась учить ее грамматике. Казалось, не было предмета, который бы она не знала! Но самый главный ее талант заключался в том, что она умела разжигать в юных головках огонь жажды познания и любопытства к изучаемым предметам. Она учила нас находить во всем интересные стороны, У нее много было знакомых мужчин, которые иногда приходили к нам в школу, и мы получали точку зрения на предмет противоположного пола».

    Помимо перечисленных уроков девушки учились также танцам, музыке, рукоделию и умению держаться в обществе. Во многих школах в качестве тестирования перед приемом давалось задание пришить пуговицу или обметать петлю. Однако подобная картина наблюдалась только в Англии. Русские и немецкие девушки были гораздо более образованными (по признанию леди Гартврич) и знали прекрасно три-четыре языка, а во Франции девушки были и более изысканны в манерах поведения.

    Как трудно сейчас нашему свободомыслящему поколению, практически не подвластному общественному мнению, понять, что всего лишь немногим более ста лет назад именно это мнение определяло судьбу человека, особенно девушек. Также невозможно для поколения, выросшего вне сословных и классовых границ, представить мир, в котором на каждом шагу вставали непреодолимые ограничения и преграды, Девушкам из хороших семей никогда не разрешалось оставаться наедине с мужчиной, даже на несколько минут в гостиной их собственного дома. В обществе были убеждены, что стоит мужчине оказаться наедине с девушкой, как он тут же будет ее домогаться. Таковы были условности того времени. Мужчины находились в поиске жертвы и добычи, а девушки ограждались от желавших сорвать цветок невинности.

    Все викторианские мамы были сильно озабочены последним обстоятельством, и чтобы не допустить слухов о своих дочерях, которые часто распускались с целью устранения более счастливой соперницы, не отпускали их от себя и контролировали каждый их шаг. Девушки и молодые женщины к тому же находились под постоянным доглядом со стороны слуг. Горничные их будили, одевали, прислуживали за столом, утренние визиты юные леди делали в сопровождении лакея и конюха, на балах или в театре находились с мамками и свахами, а вечером, когда возвращались домой, сонные служанки раздевали их. Бедняжки практически совсем не оставались одни. Если мисс (незамужняя леди) ускользала от своей горничной, свахи, сестры и знакомых всего лишь на час, то уже делались грязные предположения о том, что что-то могло случиться. С этого момента претенденты на руку и сердце словно испарялись.

    Беатриса Поттер — любимая английская детская писательница в своих мемуарах вспоминала, как однажды со своей семьей она отправилась в театр. Ей в то время было 18 лет, и она прожила в Лондоне всю свою жизнь. Однако возле Букингемского дворца, здания парламента, Стрэнда и Монумента — известных мест в центре города, мимо которых нельзя было не проехать, она ни разу не была. «Поразительно констатировать, что это было первый раз в моей жизни! — писала она в своих воспоминаниях. — Ведь если бы я могла, то с удовольствием прошлась бы здесь одна, не дожидаясь, пока кто-нибудь сможет меня сопровождать!»

    А в это же время Белла Уилфер, из книги Диккенса «Наш общий друг», добиралась в одиночку через весь город от Оксфорд-стрит до тюрьмы Холлоуэн (более трех миль), по словам автора, «как будто ворона перелетает», и никто при этом не думал, что это странно. Однажды вечером она отправилась искать своего отца в центр города и была замечена только потому, что в финансовом районе на улице в то время находилось лишь несколько женщин. Странно, две девушки одного возраста, и так по-разному относились к одному вопросу: можно ли им выйти одним на улицу? Конечно, Белла Уилфер — вымышленный персонаж, а Беатриса Поттер жила на самом деле, но дело еще и в том, что существовали разные правила для разных сословий. Бедные девушки были гораздо свободнее в своих передвижениях в силу того, что некому было следить за ними и сопровождать везде, куда бы они ни направлялись. И если они работали в качестве прислуги или на фабрике, то дорогу туда и обратно они проделывали в одиночестве и никто не думал, что это неприлично. Чем выше статус женщины, тем большим количеством правил и приличий она была опутана.

    Незамужняя американка, приехавшая в сопровождении тети в Англию навестить родственников, должна была по делам наследства вернуться домой. Тетя, опасавшаяся повторного долгого плавания, не поехала с ней, Когда через полгода девушка опять появилась в британском обществе, она была принята очень холодно всеми важными дамами, от которых зависело общественное мнение. После того как девушка самостоятельно проделала такой далекий путь, они не считали ее достаточно добродетельной для своего круга, предполагая, что, находясь без присмотра, она могла сделать что-то недозволенное. Замужество для молодой американки было поставлено под угрозу. К счастью, обладая гибким умом, она не стала укорять дам в несовременности взглядов и доказывать им их неправоту, а вместо этого в течение несколько месяцев демонстрировала образцовое поведение и, зарекомендовав себя в обществе с правильной стороны, обладая к тому же приятной внешностью, очень удачно вышла замуж.

    Став графиней, она быстро заставила замолчать всех сплетников, все еще имевших желание обсуждать ее «темное прошлое».

    Жена должна была слушаться и подчиняться мужу во всем, так же как и дети. Мужчина же должен быть сильным, решительным, деловым и справедливым, поскольку на нем лежала ответственность за всю семью. Вот пример идеальной женщины: «Было что-то необъяснимо нежное в ее образе. Я никогда не позволю себе повысить голоса или просто заговорить с ней громко и быстро, боясь испугать ее и причинить боль! Такой нежный цветок должен питаться только любовью!»

    Нежность, молчание, неосведомленность о жизни были типичными чертами идеальной невесты. Если девушка много читала и, не дай бог, не пособия по этикету, не религиозную или классическую литературу, не биографии известных художников и музыкантов или другие приличные издания, если у нее в руках видели книгу Дарвина «О происхождении видов» или подобные научные произведения, то это выглядело так же плохо в глазах общества, как если бы она была замечена в чтении французского романа. Ведь умная жена, начитавшись подобной «гадости», стала бы высказывать мужу идеи, и он не только бы чувствовал себя глупее ее, но и не смог бы держать ее в узде. Вот как пишет об этом незамужняя девушка Молли Хагес из бедной семьи, которая сама должна была зарабатывать себе на жизнь. Будучи шляпной модисткой и потеряв свое дело, она отправилась в Корнуолл к своей кузине, которая побаивалась ее, считая современной. «Через некоторое время кузина отвесила мне комплимент: "Они сказали нам, что вы умны. А вы совсем нет!"»

    На языке XIX века это означало, что, оказывается, вы достойная девушка, с которой я с удовольствием подружусь. Тем более что высказано оно было девушкой из глубинки девушке, что приехала из столицы — рассадницы порока. Эти слова кузины навели Молли на мысль, как она должна была себя вести: «Я должна скрывать факт, что получила образование и работала сама, а еще больше прятать свой интерес к книгам, картинам и политике. Вскоре со всей душой я отдалась сплетням о любовных романах и "до какой степени некоторые девушки могут дойти" — любимая тема местного общества. В то же время я нашла вполне удобным для себя казаться несколько странной. Это не считалось пороком или недостатком. Знание — вот что я должна была прятать от всех!»

    Уже упоминаемая девушка из Америки Сара Дункан заметила горько: «В Англии незамужняя девушка моих лет не должна много говорить... Было довольно трудно для меня это принять, но позднее я поняла, и чем дело. Свои мнения нужно держать при себе.Я стала говорить редко, мало и нашла, что лучшая тема, которая устраивает всех, — это зоопарк. Никто не осудит меня, если я говорю о животных».

    Также прекрасная тема для разговора — опера. Очень популярной в это время считалась опера «Гильберт и Силливан». В произведении Гиссинга под названием «Женщины в разброде» герой навестил подругу эмансипированной женщины:

    «— Что, эта новая опера "Шильберг и Силливан" действительно так хороша? — спросил он ее.

    — Очень! Вы что, действительно еще не видели?

    — Нет! Мне, право, стыдно в этом признаться!

    — Сегодня же вечером идите. Если, конечно, вам достанется свободное место. Какую часть театра вы предпочитаете?

    — Я бедный человек, как вам известно. Я должен удовлетвориться дешевым местом».

    Еще несколько вопросов и ответов — типичная смесь банальности и напряженной дерзости, и герой, всматриваясь в лицо собеседницы, не удержался от улыбки. «Неправда ли, наш разговор был бы одобрен за традиционным чаем в пять часов. Точно такой же диалог я слышал вчера в гостиной!»

    Подобное общение с разговорами ни о чем кого-то приводило в отчаяние, но большинство было вполне счастливо.

    До 17—18 лет девушки считались невидимками. Они присутствовали на вечеринках, но не имели права слова сказать, пока к ним кто-нибудь не обращался. Да и тогда их ответы должны быть очень краткими. В них как бы закладывалось понимание, что девушку заметили только из вежливости. Родители продолжали одевать дочерей в похожие простые платья, чтобы они не привлекали к себе внимания женихов, предназначавшихся для их старших сестер. Никто не смел перепрыгнуть свою очередь, как это случилось с младшей сестрой Элизы Беннет в романе Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Когда же наконец наступал их час, все внимание разом обращалось на распустившийся цветок, родители одевали девушку во все лучшее, чтобы она заняла достойное место среди первых невест страны и смогла привлечь внимание выгодных женихов.

    Каждая девушка, вступая в свет, испытывала страшное волнение! Ведь с этого момента она становилась заметной. Она больше не была ребенком, которого, погладив по головке, отсылали из залы, где находились взрослые. Теоретически она была подготовлена к этому, но практически у нее не было ни малейшего опыта, как вести себя в подобной ситуации. Ведь в это время идеи вечеров для молодежи не существовало вовсе, так же как и развлечений для детей. Балы и приемы давались для знати, для королевских особ, для гостей родителей, и молодым разрешалось всего лишь присутствовать на этих мероприятиях.

    Многие девушки стремились замуж только из-за того, что они считали худшим из зол собственную мать, говорящую, что некрасиво сидеть, положив ногу на ногу. Они на самом деле не имели никакого понятия о жизни, и это считалось их большим достоинством. Опытность рассматривалась как дурной тон и почти приравнивалась к дурной репутации. Ни один мужчина не хотел бы жениться на девушке со смелым, как считалось, дерзким взглядом на жизнь. Невинность и скромность — вот черты, которые высоко ценились в юных девах викторианцами. Даже цвета их платьев, когда они отправлялись на бал, были удивительно однообразны — разные оттенки белого (символа невинности). До замужества они не носили украшений и не могли надевать яркие платья.

    Какой контраст с эффектными дамами, одевавшимися в лучшие наряды, выезжавшими в лучших экипажах, весело и раскованно принимавшими гостей в богато обставленных домах. Когда матери выходили на улицу вместе со своими дочерьми, то, во избежание объяснений кто эти красивые дамы, заставляли девушек отворачиваться. Об этой «тайной» стороне жизни юная леди не должна была знать ничего. Тем большим ударом было для нее, когда после замужества она обнаруживала, что неинтересна своему супругу и он предпочитает проводить время в обществе подобных кокоток. Вот как описывает их журналист «Дейли Телеграф»:

    «Я засмотрелся сильфидами, когда они летели или плыли в своих восхитительных костюмах для выездов и опьяняюще прекрасных шляпках, некоторые в бобровых охотничьих с развевающимися вуалями, другие в кокетливых кавалерских с зелеными перьями. И пока эта великолепная кавалькада проезжала мимо, озорник ветер слегка приподнял их юбочки, обнажая маленькие, облегавшие ножку сапожки, с военным каблучком, или обтягивающие брючки для верховой езды».

    Сколько волнения при виде одетых ножек, гораздо более, чем теперь при виде раздетых!

    Не только весь строй жизни был построен так, чтобы блюсти нравственность, но и одежда являлась неизбежной преградой на пути порока, ведь на девушке было надето до пятнадцати слоев нижних сорочек, юбок, лифов и корсетов, избавиться от которых она не могла без помощи горничной. Даже если предположить, что ее кавалер был искушен в женском белье и мог ей помочь, то большая часть свидания ушла бы на избавление от одежды и затем натягивание ее вновь. При этом опытный глаз горничной мгновенно увидел бы неполадки в нижних юбках и сорочках, и секрет все равно был бы раскрыт.

    Месяцы, а то и годы проходили в викторианское время между зарождением симпатии друг к другу, начинавшейся с подрагивания ресниц, робких взглядов, чуть дольше задержавшихся на предмете интереса, вздохов, легкого румянца, частого сердцебиения, волнения в груди, и решающим объяснением. С этого момента все зависело от того, нравился ли претендент на руку и сердце родителям девушки. Если нет, то ей старались подобрать другого кандидата, отвечающего основным критериям того времени: титул, респектабельность (или мнение общества) и деньги. Заинтересовав будущего избранника дочери, который мог быть старше ее в несколько раз и вызывать омерзение, родители успокаивали ее тем, что стерпится-слюбится. В такой ситуации привлекала возможность быстро овдоветь, особенно если супруг оставлял завещание в ее пользу.

    Если девушка не выходила замуж и жила с родителями, то чаще всего она являлась пленницей в собственном доме, где к ней продолжали относиться как к несовершеннолетней, не имевшей собственного мнения и желаний. После смерти отца и матери, наследство чаще всего оставлялось старшему брату, и она, не имея средств к существованию, переезжала жить в его семью, где всегда ставилась на последнее место. Слуги обносили ее за столом, жена брата ею командовала, и опять она оказывалась в полной зависимости. Если не было братьев, то девушка, после того как родители оставляли этот мир, переезжала в семью сестры, потому что считалось, что незамужняя девушка, даже если она взрослая, не способна сама о себе позаботиться. Там было еще хуже, так как в этом случае ее судьбу решал деверь, то есть чужой человек. При выходе замуж женщина переставала быть хозяйкой собственных денег, которые отдавались за нее в приданое. Муж мог пропить их, прогулять, проиграть или подарить любовнице, и жена даже не могла его упрекнуть, так как это бы осудили в обществе. Конечно, ей могло повезти, и ее любимый муж мог быть удачливым в делах и считаться с ее мнением, тогда жизнь действительно проходила в счастье и покое. Но если же он оказывался тираном и самодуром, то оставалось только ждать его смерти и бояться одновременно остаться без денег и крыши над головой.

    Чтобы заполучить нужного жениха, не стеснялись никаких средств. Вот сценка из популярной пьесы, которую лорд Эрнест сам написал и часто ставил в домашнем театре:

    «Богатый дом в имении, где Хильда, сидя в собственной спальне перед зеркалом, причесывает свои волосы после события, произошедшего во время игры в прятки. Входит ее мать Леди Драгон.

    Леди Драгой. Ну и наделала же ты дел, дорогая!

    Хильда. Каких дел, мама?

    Леди Драгон (насмешливо). Каких дел! Просидеть всю ночь с мужчиной в шкафу и не заставить его сделать предложение!

    Хильда, Совсем не всю ночь, а всего лишь недолго до ужина.

    Леди Драгон. Это одно и то же!

    Хильда. Ну что я могла сделать, мама?

    Леди Драгон. Не притворяйся дурой! Тысячу вещей ты могла бы сделать! Он тебя целовал?

    Хильда. Да, мама!

    Леди Драгон. И ты просто сидела как идиотка и позволяла в течение часа себя целовать?

    Хильда (рыдая). Ну, ты же сама говорила, что я не должна противиться лорду Пати. И если он захочет поцеловать меня, то я должна позволить.

    Леди Драгон. Ты действительно настоящая дура! А что же ты не закричала, когда князь нашел вас двоих в его гардеробе?

    Хильда. А почему я должна была закричать?

    Леди Драгон. У тебя совсем нет мозгов! Ты разве не знаешь, что как только ты услышала звук шагов, ты должна была крикнуть: "Помогите! Помогите! Уберите руки от меня, сэр!" Или что-нибудь подобное. Тогда бы он был вынужден на тебе жениться!

    Хильда. Мама, но ты никогда мне об этом не говорила!

    Леди Драгон. Боже! Ну, это же так естественно! Ты должна была сама догадаться! Как я теперь объясню отцу... Ну, хорошо. Бесполезно говорить с безмозглой курицей!

    Входит горничная с запиской на подносе.

    Горничная. Моя леди, письмо для мисс Хильды!

    Хильда (прочитав записку). Мама! Это лорд Пати! Он просит меня выйти за него замуж!

    Леди Драгой (целуя дочь). Моя дорогая, дорогая девочка! Ты не представляешь, как я счастлива! Я всегда говорила, что ты у меня умница!»

    В приведенном отрывке показано еще одно противоречие своего времени. Леди Драгон не увидела ничегo предосудительного в том, что дочь, вопреки всем Нормам поведения, целый час находится наедине с мужчиной! Да еще и в шкафу! А все это потому, что они играли в очень распространенную домашнюю игру «прятки», где правилами не только разрешалось, но и предписывалось разбегаться, разбившись на пары, так как девушки могли испугаться темных комнат, освещенных лишь масляными лампами и свечами. Прятаться при этом разрешалось где угодно, даже в шкафу хозяина, как было в приведенном случае.

    С началом сезона в свете происходило оживление, и если девушка не нашла себе мужа в прошлом году, ее взволнованная мамаша могла сменить сваху и начать охоту за женихами сызнова. При этом возраст свахи не имел значения. Иногда она была даже моложе и игривее, чем сокровище, которое предлагала и в то же время тщательно оберегала. Удаляться в зимний сад разрешалось только с целью предложения руки и сердца.

    Если девушка во время танцев исчезала на 10 минут, то в глазах общества она уже заметно теряла свою ценность, поэтому сваха во время бала неотступно вертела головой во все стороны, чтобы ее подопечная оставалась в поле зрения. Девушки во время танцев сидели на хорошо освещенном диванчике или в ряд поставленных стульях, и молодые люди подходили к ним, чтобы записаться в бальную книжечку на определенный номер танца.

    Два танца подряд с одним и тем же кавалером обращали на себя внимание всех, и свахи начинали шептаться о помолвке. Три подряд было позволено только принцу Альберту и королеве Виктории.

    И уж конечно же было совершенно неприемлемым для дам делать визиты к джентльмену, за исключением очень важных дел. То и дело в английской литературе того времени приводятся примеры: «Она постучала нервно и тут же пожалела об этом и осмотрелась, боясь увидеть подозрительность или насмешку у проходивших добропорядочных матрон. У нее были сомнения, ведь не следует одинокой девушке посещать одинокого мужчину. Она взяла себя в руки, распрямилась и постучала снова уже увереннее. Джентльмен был ее управляющим, и ей действительно надо было срочно переговорить с ним».

    Однако все условности заканчивались там, где царила бедность. Какой надзор мог быть за девушками, вынужденными зарабатывать на кусок хлеба. Разве кто-то думал о том, что они одни ходили по темным улицам, разыскивая напившегося отца, а на службе также никого не заботило то, что служанка оставалась одна в комнате с хозяином. Нравственные нормы для низшего класса были совсем иными, хотя и здесь главным считалось то, чтобы девушка сама о себе позаботилась и не перешла последней черты.

    Родившиеся в бедных семьях работали до изнеможения и не могли противиться, когда, к примеру, владелец магазина, в котором они служили, склонял их к сожительству. Не могли отказать, зная даже, какая участь постигла многих других, работавших ранее на том же месте. Зависимость была страшная. Отказав, девушка лишалась места и была обречена потратить долгие недели, а то и месяцы в поисках нового. А если последние деньги заплачены за жилье, значит, ей нечего было есть, она в любой момент могла упасть в голодный обморок, но торопилась найти работу, иначе можно было лишиться и крыши над головой.

    А представьте, если при этом она должна была кормить престарелых родителей и маленьких сестер! Ей не оставалось ничего иного, кроме как принести себя в жертву ради них! Для многих бедных девушек это могло бы быть выходом из нищеты, если бы не рождавшиеся вне брака дети, которые меняли все в их положении. При малейшем намеке на беременность любовник оставлял их, порой без всяких средств к существованию. Даже если он и помогал какое-то время, все равно деньги кончались очень быстро, и родители, ранее поощрявшие дочь, чтобы с помощью заработанных таким путем средств кормить всю семью, теперь, не получая больше денег, позорили ее ежедневно и осыпали проклятиями. Все гостинцы, которые она получила до этого от богатого любовника, проедались. Позор и унижение ожидали ее на каждом шагу. Устроиться на работу беременной женщине было невозможно — значит, она оседала лишним ртом на шее и так бедной семьи, а после рождения ребенка оставались постоянные заботы, кто будет смотреть за ним, пока она находится на работе.

    И все равно, даже зная все обстоятельства, перед искушением хоть на некоторое время скрыться от угнетавшей нищеты, приоткрыть занавеску в совсем другой радостный, нарядный мир, пройти по улице в сногсшибательных по своей красоте и дороговизне нарядах и посмотреть свысока на людей, от которых столько лет зависела работа, а значит и жизнь, устоять было почти невозможно! В какой-то мере это был их шанс, о котором они бы жалели в любом случае, приняв его или отвергнув.

    Статистика была неумолима. На каждую бывшую продавщицу из магазина, гордо выхаживавшую в дорогих нарядах на квартиру которую снимал для нее любовник, приходились сотни, чья жизнь была сломана по той же причине. Мужчина мог лгать о своем статусе, или запугивать, или подкупать, или брать силой, мало ли путей, которыми можно сломать сопротивление. Но, добившись своего, он чаще всего оставался равнодушен к тому, что случится с бедной девушкой, которая ему обязательно надоест. Сможет ли бедняжка устроить свою жизнь? Как она оправится от позора, обрушившегося на нее? Умрет ли она от горя и унижения или сумеет выжить? Что будет с их общим ребенком? Бывший возлюбленный, виновник ее позора, теперь сторонился несчастной и, как бы боясь испачкаться, отворачивался в сторону, давая понять, что не может быть ничего общего между ним и этой грязной девкой. Она к тому же может быть еще и воровка! Извозчик, трогай!»

    Еще хуже было положение бедного незаконнорожденного дитяти. Даже если отец оказывал материальную помощь до его совершеннолетия, то и тогда каждую минуту своей жизни он чувствовал, что его появления на свет не хотели и что он не такой, как другие. Еще не понимая слова незаконнорожденный, он уже знал, что оно имеет постыдное значение, и всю жизнь не мог отмыться от грязи.

    Мистер Уильям Уайтли склонял к сожительству всех своих продавщиц и бросал их, когда они беременели. Когда один из его незаконнорожденных сыновей вырос, то, испытывая к отцу жгучую ненависть, однажды пришел в магазин и застрелил его. В 1886 году лорд Кзрлингфорд написал в своем журнале, после того как прошел после ужина по одной из главных улиц Мэйфэр: «Странно идти через ряды женщин, в молчании предлагавших свои тела проходившим мужчинам». Таков был итог почти всех бедных девушек, которые, пользуясь терминологией XIX века, «ввергли себя в пучину разврата». Жестокое время не прощало тех, кто пренебрег общественным мнением. Викторианский мир делился только на два цвета: белое и черное! Либо добродетельна до абсурда, либо развратна! Причем к последней категории можно было быть причисленной, как мы видели выше, всего лишь из-за неправильного цвета ботинок, из-за флирта на глазах у всех с кавалером во время танца, да мало ли из-за чего молодые девушки награждались клеймом от старых дев, что, сжав губы в тонкую ниточку, наблюдали за молодежью на балах.

    Текст Татьяны Диттрич (из книги "Повседневная жизнь викторианской Англии".

    Репродукции картин Джеймса Тиссо (James Tissot).

    источник
    http://gorod.tomsk.ru/

    Когда рассуждают о Викторианской эпохе, то, у меня лично, возникает ощущение грусти от того, что эта эпоха никогда не повторится! Ведь это было время высоких нравственных устоев, время высоких норм отношений. Например, в это время качества, которые мне очень импонируют, - пунктуальность, трезвость, усердие, трудолюбие, хозяйственность и экономность - стали образцом для всех жителей страны. Это было время прекрасных дам и благородных джентльменов, время великих открытий и технического прогресса, время промышленного бума, качественных вещей и долговечных отношений.

    В этот период на трон взошла молодая королева Виктория. Она была не только мудрой, но и очень красивой женщиной, как отмечали ее современники. К сожалению, нам, в основном, известны ее портреты, где она в трауре и уже немолодая. Пожизненный траур она носила по своему мужу, принцу Альберту, с которым прожила счастливые годы. Их брак подданные называли идеальным, а королевскую семью почитали. Придворные дамы мечтали быть похожими на уважаемую всеми королеву.

    В общем, Викторианская эпоха в моём понимании - идеальное время. Но так ли это? Всё ли было так совершенно? Так ли хороша была жизнь людей того времени?

    Легко судить обо всем, не зная деталей и подробностей. А ведь именно они и делают жизнь не контурной и иллюзорной, а ясной и правдивой. Об этом нам поведают книги и журнальные статьи, которые посвящены этому периоду.

    Наиболее фактографичен путеводитель «Королева Виктория и золотой век Британии» из серии «Путеводители по истории мира». Здесь в краткой, сжатой форме дана биография королевы Виктории, основные направления политики Великобритании в период её правления, раскрыты основные тенденции развития экономики страны, направления индустриализации и превращения государства в «мастерскую мира». Плюс этой небольшой книжки - её богатое оснащение иллюстрациями, делающими изложение материала зримым и понятным.
    «В Британии и не столь значительно в большей части Ирландии , — писал английский историк Д. Кэннедайн, - Виктория олицетворяла собой образ матери нации, нравственного идеала, возвышающегося над грубой повседневностью; в международном плане она стала имперским матриархом, который с материнской заботой председательствовал над более великой британской семьёй, раскинувшейся на двух полушариях» . Несмотря на то, что путеводитель написан русскими авторами, читая его, чувствуешь, как английская нация гордилась своим огромным государством, сумевшим сотворить такие чудеса инженерной мысли как лондонское метро, сеть железных дорог, вокзал в Паддингтоне и т. п.

    Однако индустриализация имела и оборотную сторону - тяжелые условия труда рабочих на фабриках, бедность и ужасающие условия жизни горожан низших слоёв населения, антисанитария и отравляющий смог в Лондоне, ставший рассадником опасных болезней…

    Подробнее об этом можно прочитать в книге Тани Диттрич «Повседневная жизнь викторианской Англии» , которая призвана буквально «разжевать» современному читателю, как же на самом деле жили люди в Англии в это время. Где и как работали? Как одевались и развлекались? Каких моральных и нравственных норм придерживались? Какие технические усовершенствования внедрялись в жизнь? Как развивались производство и транспорт? Книга Тани Диттрич написана легким литературным слогом и читается как художественный роман, хотя, въедливому читателю явно не хватает документальных свидетельств и статистических подтверждений излагаемого материала.
    С одной стороны, автор подтверждает всё величие эпохи, когда дремавшее ранее человечество как будто проснулось и озарилось шквалом идей, проектов и открытий, которые кардинально изменили ситуацию не только в Британии, но и во всем мире. Великие изобретения дали толчок развитию производства, промышленность изменила облик городов, города наложили свою тяжелую дань на людей, в них обитающих, а люди, как всегда, приспособились к новым условиям и откликнулись на перемены новыми идеями. Инерция этих изменений настолько сильна, что и сейчас, можно сказать, любая область нашей жизни крепко стоит на корнях, пущенных в Викторианскую эпоху.
    Но, с другой стороны, здесь мы видим и неприглядные стороны жизни англичан, а в особенности - лондонцев того времени. Если человек не относился к высшему классу, а был простым горожанином, его жизнь была совсем не сладкой! Изнуряющий труд по 12-14 часов на фабриках и заводах, где не соблюдались никакие правила техники безопасности, отсутствие нормального жилья (целые семьи ютились в одной комнате), полная антисанитария (до тех пор, пока не построили канализацию), постоянный угольный смог, от которого можно было задохнуться, и прочие прелести…
    Кстати, в книге Тани Диттрич подробно рассказывается о строительстве канализационной системы в Лондоне в 1860-х годах. А до этого город был самым загаженным городом в мире. Это период называют также «Великим зловонием».

    Эту же тему затрагивает статья в журнале «Профиль» (№ 23 за 2015 год), которая называется «С появлением туалетов наступил хаос» . Это интервью с Ли Джексоном, автором книги «Грязный старый Лондон. Викторианская битва с антисанитарией». Англичане викторианской эпохи были одержимы идеей чистоты: они начищали до блеска столовое серебро и неустанно боролись с пылью. Но, в то же время, город был покрыт слоем отвратительной чёрной субстанции, вязким месивом из сажи, пыли, грязи и экскрементов. А Темза вообще была сточной канавой. Но самое интересное, что сточные ватерклозеты только усугубили проблему. Дефицит питьевой воды приводил к тому, что лондонцы пили, в основном, спиртные напитки…

    К «недостаткам» английского общества времен правления королевы Виктории относят также неискоренимую суеверность, которая сохранялась вопреки всем научным открытиям и исследованиям. Об этом повествует книга Екатерины Коути и Натальи Харса «Суеверия викторианской Англии» . Авторы книги пересказывают для русской аудитории легенды, приметы, сказки и баллады, популярные в Англии XIX века. Быт англичан показан здесь через призму обычаев и суеверий. Вся жизнь подданного Британской империи с момента рождения и до смерти сопровождалась незыблемыми традициями и обрядами, многие из которых вызывают сегодня смех и недоумение. Свадьбы и семейная жизнь, роды и воспитание детей, смерть и похороны, всё строилось на основе различных примет и предсказаний.
    Что вы подумаете, если ваш деловой партнер плюнет себе на руку, прежде чем пожать вашу и подписать контракт? А какая-нибудь родственница на свадьбе будет настаивать, чтобы невеста в белоснежной кружевной фате поцеловала выпачканного сажей трубочиста? Поверьте, то, что сейчас кажется сумасшествием, еще 150 лет назад мало кого бы удивило. Что могли бы означать эти странные действия? Об этом можно прочитать в представленной книге, которая читается так же увлекательно и интересно, как и предыдущая, и кажется её прямым продолжением.

    Жизнь любой эпохи всегда лучше изучать по биографиям людей, живших в это время. Для этого предлагаю прочитать три книги, посвященные ученым, писателям и политическим деятелям Великобритании.

    Среди учёных того времени выделяются имена Чарльза Дарвина и Томаса Гексли, жизни и научным изысканиям которых посвящена книга Уильяма Ирвина «Обезьяны, ангелы и викторианцы» . Викторианская эпоха - это время, когда делались «революции в кабинете ученого». Книга отличается тем, что изображение главных действующих лиц даётся на фоне широко и точно обрисованной исторической и социальной обстановки. Как настоящие викторианцы, Дарвин и Гексли были последовательны, благородны и мужественны. Несмотря на то, что идеи основателя эволюционной теории и крупнейшего борца за дарвинизм встречали сильнейшее противодействие, как со стороны общества, так и со стороны научных кругов, они сумели преломить общественное мнение и повернуть развитие биологии на путь истины.

    Если книга Ирвина показывает нам жизнь учёных на фоне викторианской эпохи, то роман Маргарет Форстер «Записки викторианского джентльмена» рисует нам жизнь писателя того же времени. Книга посвящена Уильяму Майкпису Теккерею, автору знаменитой «Ярмарки тщеславия». Английская писательница выбрала своеобразную форму для своего романа. Она выступает якобы издателем автобиографических записок самого Теккерея. В яркой художественной форме раскрывается история его жизни, творческих поисков, его отношения с современниками. Аромат подлинности придают свободно вводимые в ткань повествования письма, дневники и другие материалы из наследия Теккерея, а также его оригинальные рисунки. За Теккерем закрепилось клеймо «циника», но, по понятиям XIX столетия, он был настоящим джентльменом, денди, искушенным в тонкостях этикета, желанным гостем любого светского салона, превосходным отцом, всеми уважаемым гражданином. Написать роман от имени Теккерея - это была сложная задача и дерзкий замысел. Но, как говорят критики, Маргарет Форстер это удалось.

    Если же вас больше интересует жизнь политиков викторианской эпохи, то советую вам прочитать книгу Владимира Григорьевича Трухановского «Бенджамин Дизраэли, или История родной невероятной карьеры». Каким образом в столь фанатично приверженной консервативным традициям стране, как Англия, смог достичь высшей власти безвестный выскочка, инородец, не имевший ни денег, ни связей, ни университетского образования, не окончивший даже средней школы? Выходец из состоятельной, но в начале XIX в. бесправной еврейской среды, он возглавил консервативную партию аристократии - и стал канцлером казначейства. Убеждённый и последовательный защитник имперских интересов Великобритании, на посту премьера он значительно укрепил её позиции на морях и континентах.

    Но это всё судьбы мужчин…

    В книге Тани Диттрич, с которой мы начинали свой обзор, затрагивается тема положения женщины в викторианском обществе. Полное бесправие и зависимость от мужчин - вот основные пункты этого описания. Даже Чарльз Дарвин, причислял женщин к низшему классу. Перечисляя черты, которые у женщин выражены резче, чем у мужчин, он напоминал, что «по крайней мере, некоторые из этих свойств характеризуют низшие расы, а следовательно - прошлое или низшее состояние цивилизации».

    Продолжает эту тему статья Натальи Крючковой «Женщина из среднего класса в викторианскую эпоху» , которая напечатана в журнале «Знание-сила» (№ 8 за 2013 год). Автор пишет, что женщины из средних классов были стеснены намного сильнее своих сестер из рабочих слоев или из кругов дворянства, которые имели значительно большую свободу в выборе занятий, в общении и т. д. Неудивительно, что феминизм как движение за женское равноправие зародился именно среди женщин среднего класса. Деятельность женских организаций способствовала расширению профессиональной и социальной активности женщин к концу XIX века. Женщины были допущены к выборам в местные представительные органы, им была официально предоставлена возможность получать высшее образование и, таким образом, заниматься профессиональной деятельностью, реформы, связанные с брачными отношениями, также во многом обязаны женскому движению.

    В общем, прочитав эти книги и статьи, узнаешь много нового о том времени, которое, с первого взгляда, кажется почти идеальным. Понимаешь, что в любом периоде есть свои светлые и тёмные стороны. В современной литературе есть тенденция всё очернять, выискивая неприглядные моменты. Лично меня все недостатки викторианства совсем не пугают, ведь именно в это время люди учились, и довольно успешно, их преодолевать - менялось законодательство, строились санитарные сооружения, изобретались лекарства, разрабатывались медицинские технологии… Именно викторианская эпоха сделала наш мир таким, какой он есть сегодня. Только гораздо скучнее.



    Поделиться