Бессмертный образ

Некоторые герои классической литературы обретают бессмертие, живут рядом с нами, именно таким оказался образ Сони в романе «Преступление и наказание» Достоевского. На её примере мы учимся лучшим человеческим качествам: доброте, милосердию, самопожертвованию. Она учит нас преданно любить и самозабвенно верить в бога.

Знакомство с героиней

Автор знакомит нас с Сонечкой Мармеладовой не сразу. Она появляется на страницах романа, когда страшное преступление уже совершено, погибли два человека, и Родион Раскольников погубил свою душу. Кажется, ничего в его жизни поправить уже невозможно. Однако знакомство со скромной девушкой изменило судьбу героя и возродило его к жизни.

В первый раз мы слышим о Соне из рассказа несчастного пьяного Мармеладова. В исповеди он рассказывает о своей несчастной судьбе, о голодающей семье и с благодарностью произносит имя старшей дочери.

Соня – сирота, единственная родная дочь Мармеладова. До недавнего времени проживала вместе с семьёй. Её мачеха Катерина Ивановна, больная несчастная женщина, выбивалась из сил, чтобы дети не умерли голодной смертью, сам Мармеладов пропивал последние деньги, семья испытывала крайнюю нужду. От отчаяния больная женщина нередко раздражалась по пустякам, устраивала скандалы, попрекала падчерицу куском хлеба. Совестливая Соня решилась на отчаянный шаг. Чтобы хоть как-то помочь семье, она начала заниматься проституцией, жертвуя собой ради родных ей людей. История бедной девушки оставила глубокий след в израненной душе Раскольникова задолго до личного знакомства с героиней.

Портрет Сони Мармеладовой

Описание внешности девушки появляется на страницах романа гораздо позже. Она как бессловесный призрак возникает на пороге своего родного дома во время смерти отца, раздавленного пьяным извозчиком. Робкая по натуре, она не посмела войти в комнату, чувствуя себя порочной и недостойной. Нелепый, дешёвый, но яркий наряд указывал на род её занятий. «Кроткие» глаза, «бледное, худое и неправильное угловатое личико» и весь облик выдавал натуру кроткую, робкую, дошедшую до крайней степени унижения. «Соня была малого роста, лет семнадцати, худенькая, но довольно хорошенькая блондинка, с замечательными голубыми глазами». Такой предстала она перед глазами Раскольникова, такой впервые видит её читатель.

Черты характера Софьи Семёновны Мармеладовой

Внешность человека часто бывает обманчива. Образ Сони в «Преступлении и наказании» полон необъяснимых противоречий. Кроткая слабая девушка считает себя великой грешницей, недостойной находиться в одной комнате с приличными женщинами. Она стесняется присесть рядом с матерью Раскольникова, не может подать руку его сестре, опасаясь оскорбить их. Соню легко может обидеть и унизить любой негодяй, вроде Лужина или квартирной хозяйки. Беззащитная перед наглостью и грубостью окружающих её людей она не способна постоять за себя.

Полная характеристика Сони Мармеладовой в романе «Преступление и наказание» складывается из анализа её поступков. Физическая слабость и нерешительность сочетается в ней с огромной душевной силой. В основе её существа лежит любовь. Ради любви к отцу она отдаёт ему последние деньги на похмелье. Ради любви к детям продаёт своё тело и душу. Ради любви к Раскольникову едет за ним на каторгу и терпеливо выносит его равнодушие. Доброта и умение прощать отличают героиню от других персонажей повествования. Соня не держит зла на свою мачеху за искалеченную жизнь, не смеет осуждать своего отца за слабохарактерность и вечное пьянство. Она способна простить и пожалеть Раскольникова за убийство близкой ей Лизаветы. «Нет никого несчастнее тебя в целом свете», – говорит она ему. Чтобы так относиться к порокам и ошибкам окружающих людей, надо быть очень сильным и цельным человеком.

Откуда у слабой хрупкой униженной девушки такое терпение, выносливость и неисчерпаемая любовь к людям? Вера в бога помогает Соне Мармеладовой выстоять самой и протянуть руку помощи другим. «Что бы я без бога-то была?» – искренне недоумевает героиня. Неслучайно измученный Раскольников идёт к ней за помощью и именно ей рассказывает о своём преступлении. Вера Сони Мармеладовой помогает преступнику сначала признаться в совершённом убийстве, потом искренне раскаяться, поверить в бога и начать новую счастливую жизнь.

Роль образа Сони Мармеладовой в романе

Главным героем романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» принято считать Родиона Раскольникова, так как в основе сюжета лежит история преступления героя. Но роман невозможно себе представить без образа Сони Мармеладовой. Мироощущение, убеждения, поступки Сони отражают жизненную позицию автора. Падшая женщина чиста и невинна. Свой грех она сполна искупает всеобъемлющей любовью к людям. Она «униженная и оскорблённая» не «тварь дрожащая» по теории Раскольникова, а достойный уважения человек, который оказался гораздо сильнее главного героя. Пройдя через все испытания и страдания, Соня не утратила основных человеческих качеств, не изменила себе и выстрадала счастье.

Нравственные принципы, вера, любовь Сони оказались сильнее эгоистической теории Раскольникова. Ведь только приняв убеждения своей подруги, герой обретает право на счастье. Любимая героиня Фёдора Михайловича Достоевского – воплощение его самых сокровенных мыслей и идеалов христианской религии.

Тест по произведению

Т.Н. Толстая занимает значимое место в современном литературном процессе. Это один из самых ярких авторов нового поколения. Толстая – представитель такого литературного направления, как постмодернизм. Рассказ «Соня» написан именно в постмодернистской традиции. Чтобы доказать это, нужно проанализировать композицию и идейно-тематическое содержание рассказа.

В первую очередь нужно обратить внимание на композицию рассказа. Рассказ начинается с рассуждений автора о времени. Что остается после человека? Для чего он живет? Над этими вопросами Толстая предлагает задуматься читателю. Затем повествование ведет очевидец. Писательница не боится доверить рассказ о жизни героинь другому человеку, не боится, что мы, читатели, поймем все неправильно. Это характерная черта постмодернизма. В таких случаях говорят: «автор умер». Только в конце рассказа автор появляется снова (разговор Толстой и Ад ы ).

Также необходимо обратить внимание на временное пространство рассказа .

На четырех страницах Толстая сумела рассказать о судьбах двух женщин .

Так лаконично и точно писать о судьбах своих героев умел только А.П. Чехов. Убедиться в этом можно, прочитав рассказы « Ионыч », « Крыжовник», «О любви».

Теперь обратимся к идейно-тематическому содержанию. Главные героини рассказа – Соня и Ада. В процессе создания женских образов Толстая использует множество художественных средств.

Образ Сони построен на антитезе. Ее непривлекательная внешность противопоставлена богатому духовному миру. Имя героини выбрано не случайно. У читателя сразу же возникают ассоциации с Сонечкой Мармеладовой. Главные черты Сони – бескорыстие, готовность к самопожертвованию: у Сони наивная, детская душа. Образ Сони Мармеладовой прекрасно проецируется на героиню Т.Н. Толстой.

В рассказе есть еще одна реминисценция творчества Ф.М. Достоевского: герой романа «Идиот» князь Мышкин и Соня Толстой. Князя Мышкина, идеального человека, окружающие считают идиотом; Соню, чистую, искреннюю девушку, называют «дурой». Ничего не изменилось со времен Ф.М. Достоевского. Искренность, доброту, наивность, бескорыстие принимают за «идиотизм», а человека, обладающего такими качествами, называют «идиотом».

Соня была бескорыстным человеком. Люди это знали и пользовались ею.

Уезжая в отпуск, уходя в театр, детей оставляли с Соней, зная, что, вернувшись, они найдут все в отличном состоянии. Соня прекрасно готовила, и это служило поводом для шуток ее знакомых. «А я вот просто в восторге от ваших бараньих мозгов!» - говорила Ада, а Соня поправляла: «Это телячьи ».

Характеризуя Соню, Толстая использует множество метафор. Самая яркая из них – «кристалл Сониной глупости засверкал иными гранями». Соня часто ставила людей в неловкое положение. «Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто это?» - спрашивала Соня у мужчины в присутствии его жены. С одной стороны, все это характеризует ее как наивного, непрактичного человека. Но Соня не понимает, что допускает оплошность, потому что она сама никого не обманывает, никому не изменяет и не попадает в такие ситуации.

Соня готова на все ради любимого. Она расстается с единственным своим сокровищем – эмалевым голубком. Почувствовав, что Николай в беде, Соня бредет по улицам блокадного Ленинграда; она несет ему баночку томатного сока: «сока там было ровно на одну жизнь». Она спасает жизнь Аде-Николаю, жертвуя своей жизнью.

Вторая героиня рассказа – Ада. Э то полная противоположность Соне . Врезается в память точное сравнение, яркая характеристика – «по-змеиному».

Ада и внешне, и внутренне напоминает змею: «острая, худая, по-змеиному элегантная». Ада была в своей лучшей форме: «фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот». У Ад ы было много поклонников . Однажды она тоже попала в неловкое положение из-за Сони и решила ей отомстить . Для Сони был придуман тайный поклонник Николай , обремененный женой и тремя детьми , поселенный для переписки в квартиру Адиного отца . Раз в месяц Ада от лица Николая писала Соне любовные письма, а Соня, не подозревая о розыгрыше , поверила и всем серцем полюбила несуществующего Николая . В этом и заключался « адский планчик ». Со временем сообщникам Ады надоела эта затея, только Ада не бросала начатое. Началась война. Ни Соня, ни Ада не успели эвакуироваться. «И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не существовало».

Ада похоронила отца, брата. «Она съела все, что было можно. Сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из обоев». Эти художественные детали погружают нас в атмосферу блокадного Ленинграда, помогают нам почувствовать все ужасы и лишения этого периода. Ведь это не гипербола, а реалии жизни в блокаде.

Ада сожгла письма Сони, они «согрели ее скрюченные, окоченевшие пальцы». Благодаря Соне, ее баночке томатного сока, Ада выжила. Сейчас она восьмидесятилетняя старуха, которая не хочет слышать слова «отдайте». Кому нужна ее жизнь? Она умрет, и никто не вспомнит о ней, не скажет доброго слова.

В чем же смысл жизни? Как отвечает на вечный вопрос Т.Н.Толстая ? В любви, доброте, искренности, и не только любви мужчины к женщине, но и к детям, родным и близким. Символом любви, искренности, бескорыстия в рассказе является брошка Сони – «белый эмалевый голубок». У Ады не поднялась рука бросить в огонь голубка, «ведь голубков огонь не берет». Всегда на земле будут жить любовь и доброта, поэтому и в 19 веке, и в 20 веке, и во всех последующих останется «вечная Сонечка».

Если говорить о моем отношении к «Соне», то рассказ оставил неизгладимое впечатление. Будучи современным писателем, Толстая возвращает нас к классической русской литературе, ее ценностям. Язык Татьяны Никитичны своеобразен, способствует возникновению самых разнообразных ассоциаций у читателя.

У меня возникло желание более подробно познакомиться с творчеством писательницы, да и с литературой постмодернизма вообще. Постмодернисты «играют» с читателем. Разве литературная игра может оставить думающего человека равнодушным?

Жил человек — и нет его. Только имя осталось — Соня. "Помните, Соня
говорила…" "Платье похожее, как у Сони…" "Сморкаешься, сморкаешься без
конца, как Соня…" Потом умерли и те, кто так говорил, в голове остался
только след голоса, бестелесного, как бы исходящего из черной пасти
телефонной трубки. Или вдруг раскроется, словно в воздухе, светлой

фотографией солнечная комната — смех вокруг накрытого стола, и будто

гиацинты в стеклянной вазочке на скатерти, тоже изогнувшиеся в кудрявых
розовых улыбках. Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут? Есть ли среди
них тот, кто тебе нужен? Но светлая комната дрожит и меркнет, и уже
просвечивают марлей спины сидящих, и со страшной скоростью, распадаясь,
уносится вдаль их смех — догони-ка. Нет, постойте, дайте нас; рассмотреть!
Сидите, как сидели, и назовитесь по порядку! Но напрасны попытки ухватить
воспоминания грубыми телесными руками, веселая смеющаяся фигура
оборачивается большой, грубо раскрашенной тряпичной куклой, валится со
стула, если не подоткнешь ее сбоку; на бессмысленном лбу потеки клея от
мочального парика, н голубые стеклянные глазки соединены внутри пустого
черепа железной дужкой со свинцовым шариком противовеса. Вот чертова
перечница!
А ведь притворялась живой и любимой! А смеющаяся компания порхнула
прочь и, поправ тугие законы пространства и времени, щебечет себе вновь в
каком-то недоступном закоулке мира, вовеки нетленная, нарядно бессмертная,
и, может быть, покажется вновь на одном из поворотов пути — в самый
неподходящий момент и, конечно, без предупреждения.
Ну раз вы такие — живите как хотите. Гоняться за вами — все равно что
ловить бабочек, размахивая лопатой. Но хотелось бы поподробнее узнать про
Соню.
Ясно одно — Соня была дура. Это ее качество никто никогда не
оспаривал, да теперь уж и некому. Приглашенная в первый раз на обед — в
далеком, желтоватой дымкой подернутом тридцатом году, — истуканом сидела в
торце длинного накрахмаленного стола, перед конусом салфетки, свернутой, как
было принято — домиком. Стыло бульонное озерцо. Лежала праздная ложка.
Достоинство всех английских королев, вместе взятых, заморозило Сонины
лошадиные черты.
- А вы, Соня, — сказали ей (должно быть, добавили и отчество, но
теперь оно уже безнадежно утрачено), — а вы, Соня, что же не кушаете?
- Перцу дожидаюсь, — строго отвечала она ледяной верхней губой.
Впрочем, по прошествии некоторого времени, когда уже выяснились и
Сонина незаменимость на кухне в предпраздничной суете, и швейные
достоинства, и ее готовность погулять с чужими детьми и даже посторожить их
сон, если все шумной компанией отправляются на какое-нибудь неотложное
увеселение, — по прошествии некоторого времени кристалл Сониной
глупости засверкал иными гранями, восхитительными в своей непредсказуемости.
Чуткий инструмент, Сонина душа улавливала, очевидно, тональность настроения
общества, пригревшего ее вчера, но, зазевавшись, не успевала перестроиться
на сегодня. Так, если на поминках Соня бодро вскрикивала: "Пей до дна!" -
то ясно было, что в ней еще живы недавние именины, а на свадьбе от Сониных
тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками.
"Я вас видела в филармонии с какой-то красивой дамой: интересно, кто
это?" — спрашивала Соня у растерянного мужа, перегнувшись через его
помертвевшую жену. В такие моменты насмешник Лев Адольфович, вытянув губы
трубочкой, высоко подняв лохматые брови, мотал головой, блестел мелкими
очками: "Если человек мертв, то это надолго, если он глуп, то это навсегда!"
Что же, так оно и есть, время только подтвердило его слова.
Сестра Льва Адольфовича, Ада, женщина острая, худая, по-змеиному
элегантная, тоже попавшая однажды в неловкое положение из-за Сониного
идиотизма, мечтала ее наказать. Ну, конечно, слегка — так, чтобы и самим
посмеяться, и дурочке доставить небольшое развлечение. И они шептались в
углу — Лев и Ада, — выдумывая что поостроумнее.
Стало быть, Соня шила… А как она сама одевалась? Безобразно, друзья
мои, безобразно! Что-то синее, полосатое, до такой степени к ней не идущее!
Ну вообразите себе: голова как у лошади Пржевальского (подметил Лев
Адольфович), под челюстью огромный висячий бант блузки торчит из твердых
створок костюма, и рукава всегда слишком длинные. Грудь впалая, ноги такие
толстые — будто от другого человеческого комплекта, и косолапые ступни.
Обувь набок снашивала. Ну, грудь, ноги — это не одежда… Тоже одежда,
милая моя, это тоже считается как одежда! При таких данных надо особенно
соображать, что можно носить, чего нельзя!.. Брошка у нее была — эмалевый
голубок. Носила его на лацкане жакета, не расставалась. И когда
переодевалась в другое платье — тоже обязательно прицепляла этого голубка.
Соня хорошо готовила. Торты накручивала великолепные. Потом вот эту,
знаете, требуху, почки, вымя, мозги — их так легко испортить, а у нее
выходило — пальчики оближешь. Так что это всегда поручалось ей. Вкусно, и
давало повод для шуток. Лев Адольфович, вытягивая губы, кричал через стол:
"Сонечка, ваше вымя меня сегодня просто потрясает!" — и она радостно кивала
в ответ. А Ада сладким голоском говорила: "А я вот в восторге от ваших
бараньих мозгов!" — "Это телячьи", — не понимала Соня, улыбаясь. И все
радовались: ну не прелесть ли?!
Она любила детей, это ясно, и можно было поехать в отпуск, хоть в
Кисловодск, и оставить на нее детей и квартиру — поживите пока у нас, Соня,
ладно? — и, вернувшись, найти все в отменном порядке: и пыль вытерта, и
дети румяные, сытые, гуляли каждый день и даже ходили на экскурсию в музей,
где Соня служила каким-то там научным хранителем, что ли; скучная жизнь у
этих музейных хранителей, все они старые девы. Дети успевали привязаться к
ней и огорчались, когда ее приходилось перебрасывать в другую семью. Но ведь
нельзя же быть эгоистами и пользоваться Соней в одиночку: другим она тоже
могла быть нужна. В общем, управлялись, устанавливали какую-то разумную
очередь.
Ну что о ней еще можно сказать? Да это, пожалуй, и все! Кто сейчас
помнит какие-то детали? Да за пятьдесят лет никого почти в живых не
осталось, что вы! И столько было действительно интересных, по-настоящему
содержательных людей, оставивших концертные записи, книги, монографии по
искусству. Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца. Тот же Лев
Адольфович, негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга. Можно
было бы порасспрашивать Аду Адольфовну, но ведь ей, кажется, под девяносто,
и — сами понимаете… Какой-то там случай был с ней во время блокады.
Кстати, связанный с Соней. Нет, я плохо помню. Какой-то стакан, какие-то
письма, какая-то шутка.
Сколько было Соне лет? В сорок первом году — там ее следы обрываются
- ей должно было исполниться сорок. Да, кажется, так. Дальше уже просто
подсчитать, когда она родилась и все такое, но какое это может иметь
значение, если неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве,
где жила, что делала и с кем дружила до того дня, когда вышла на свет из
неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой.
Впрочем, надо думать, что она была романтична и по-своему возвышенна. В
конце концов, эти ее банты, и эмалевый голубок, и чужие, всегда
сентиментальные стихи, не вовремя срывавшиеся с губ, как бы выплюнутые
длинной верхней губой, приоткрывавшей длинные, костяного цвета зубы, и
любовь к детям — причем к любым, — все это характеризует ее вполне
однозначно. Романтическое существо. Было ли у нее счастье? О да! Это — да!
уж что-что, а счастье у нее было.
И вот надо же — жизнь устраивает такие штуки! — счастьем этим она
была обязана всецело этой змее Аде Адольфовне. (Жаль, что вы ее не знали в
молодости. Интересная женщина.)
Они собрались большой компанией — Ада, Лев, еще Валериан, Сережа,
кажется, и Котик, и кто-то еще — и разработали уморительный план (поскольку
идея была Адина, Лев называл его "адским планчиком"), отлично им удавшийся.
Год шел что-нибудь такое тридцать третий. Ада была в своей лучшей форме,
хотя уже и не девочка, — фигурка прелестная, лицо смуглое с темно-розовым
румянцем, в теннис она первая, на байдарке первая, все ей смотрели в рот.
Аде было даже неудобно, что у нее столько поклонников, а у Сони — ни
одного. (Ой, умора! У Сони — поклонники?!) И она предложила придумать для
бедняжки загадочного воздыхателя, безумно влюбленного, но по каким-то
причинам никак не могущего с ней встретиться лично. Отличная идея! Фантом
был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми,
поселен для переписки в квартире Адиного отца — тут раздались было голоса
протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? — но аргумент
был отвергнут как несостоятельный: во-первых, Соня
дура, в том-то вся и штука; ну а во-вторых, должна же у нее быть
совесть — у Николая семья, неужели она ее возьмется разрушить? Вот, он же
ей ясно пишет, — Николай то есть, — дорогая, ваш незабываемый облик навеки
отпечатался в моем израненном сердце (не надо "израненном", а то она поймет
буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так
как долг перед детьми… ну и так далее, но чувство, — пишет далее Николай,
- нет, лучше: истинное чувство — оно согреет его холодные члены ("То есть
как это, Адочка?" — "Не мешайте, дураки!") путеводной звездой и всякой там
пышной розой. Такое вот письмо. Пусть он видел ее, допустим, в филармонии,
любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от
хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка. Он с трудом
узнал ее адрес. Умоляет прислать фотографию. А почему он не может явиться на
свидание, тут-то дети не помешают? А у него чувство долга. Но оно ему
почему-то ничуть не мешает переписываться? Ну тогда пусть он парализован. До
пояса. Отсюда и хладные члены. Слушайте, не дурите! Надо будет — парализуем
его попозже. Ада брызгала на почтовую бумагу "Шип-ром", Котик извлек из
детского гербария засушенную незабудку, розовую от старости, совал в
конверт. Жить было весело!
Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу.
Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл:
Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню с ее
разбушевавшимся купидоном.
Николай изощрялся в стихах: Валериану пришлось попотеть. Там были
просто перлы, кто понимает, — Николай сравнивал Соню с лилией, лианой и
газелью, себя — с соловьем и джейраном, причем одновременно. Ада писала
прозаический текст и осуществляла общее руководство, останавливая своих
резвившихся приятелей, дававших советы Валериану: "Ты напиши ей, что она -
гну. В смысле антилопа. Моя божественная гну, я без тебя иду ко дну!" Нет,
Ада была на высоте: трепетала Николаевой нежностью и разверзала глубины его
одинокого мятущегося духа, настаивала на необходимости сохранять
платоническую чистоту отношений и в то же время подпускала намек на
разрушительную страсть, время для проявления коей еще почему-то не приспело.
Конечно, по вечерам Николай и Соня должны были в назначенный час поднять
взоры к одной и той же звезде. Без этого уж никак. Если участники
эпистолярного романа в эту минуту находились поблизости, они старались
помешать Соне раздвинуть занавески и украдкой бросить взгляд в звездную
высь, звали ее в коридор: "Соня, подите сюда на минутку… Соня, вот какое
дело…", наслаждаясь ее смятением: заветный миг надвигался, а Николаев взор
рисковал проболтаться попусту в окрестностях какого-нибудь там Сириуса или
как его — в общем, смотреть надо было в сторону Пулкова.
Потом затея стала надоедать: сколько же можно, тем более что из томной
Сони ровным счетом ничего нельзя было вытянуть, никаких секретов; в
наперсницы к себе она никого не допускала и вообще делала вид, что ничего не
происходит, — надо
же, какая скрытная оказалась, а в письмах горела неугасимым пламенем
высокого чувства, обещала Николаю вечную верность и сообщала о себе
все-превсе: и что ей снится, и какая пичужка где-то там прощебетала.
Высылала в конвертах вагоны сухих цветов, и на один из Николаевых дней
рождения послала ему, отцепив от своего ужасного жакета, свое единственное
украшение: белого эмалевого голубка. "Соня, а где нее ваш голубок?" -
"Улетел", — говорила она, обнажая костяные лошадиные зубы, и по глазам ее
ничего нельзя было прочесть. Ада все собиралась умертвить, наконец,
обременявшего ее Николая, но, получив голубка, слегка содрогнулась и
отложила убийство до лучших времен. В письме, приложенном к голубку, Соня
клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо,
на край света.
Весь мыслимый урожай смеха был уже собран, проклятый Николай каторжным
ядром путался под ногами, но бросить Соню одну, на дороге, без голубка, без
возлюбленного, было бы бесчеловечно. А годы шли; Валериан, Котик и, кажется,
Сережа по разным причинам отпали от участия в игре, и Ада мужественно,
угрюмо, одна несла свое эпистолярное бремя, с ненавистью выпекая, как
автомат, ежемесячные горячие почтовые поцелуи. Она уже сама стала немного
Николаем, и порой в зеркале при вечернем освещении ей мерещились усы на ее
смугло-розовом личике. И две женщины на двух концах Ленинграда, одна со
злобой, другая с любовью, строчили друг другу письма о том, кого никогда не
существовало.
Когда началась война, ни та ни другая не успели эвакуироваться. Ада
копала рвы, думая о сыне, увезенном с детским садом. Было не до любви. Она
съела все, что было можно, сварила кожаные туфли, пила горячий бульон из
обоев — там все-таки было немного клейстера. Настал декабрь, кончилось все.
Ада отвезла на саночках в братскую могилу своего папу, потом Льва
Адольфовича, затопила печурку Диккенсом и негнущимися пальцами написала Соне
прощальное Николаево письмо. Она писала, что все ложь, что она всех
ненавидит, что Соня — старая дура и лошадь, что ничего не было и что будьте
вы все прокляты. Ни Аде, ни Николаю Дальше жить не хотелось. Она отперла
двери большой отцовской квартиры, чтобы похоронной команде легче было войти,
и легла на диван, навалив на себя пальто папы и брата.
.
Неясно, что там было дальше. Во-первых, это мало кого интересовало,
во-вторых, Ада Адольфовна не очень-то разговорчива, ну и, кроме того, как
уже говорилось, время! Время все съело. Добавим к этому, что читать в чужой
душе трудно: темно, и дано не всякому. Смутные домыслы, попытки догадок -
не больше.
Вряд ли, я полагаю, Соня получила Николаеву могильную весть. Сквозь тот
черный декабрь письма не проходили или же шли месяцами. Будем думать, что
она, возведя полуслепые от голода глаза к вечерней звезде над разбитым
Пулковом, в этот день не почувствовала магнетического взгляда своего
возлюбленного и поняла, что час его пробил. Любящее сердце — уж говорите,
что хотите — чувствует такие вещи, его не обманешь. И, догадавшись,
что пора, готовая испепелить себя ради спасения своего
единственного, Соня взяла все, что у нее было - баночку довоенного томатного
сока, сбереженного для такого вот смертного случая, — и побрела через
весь Ленинград в квартиру умирающего Николая. Сока там было ровно на
одну жизнь.
Николай лежал под горой пальто, в ушанке, с черным страшным лицом, с
запекшимися губами, но гладко побритый. Соня опустилась на
колени, прижалась глазами к его отекшей руке со сбитыми ногтями и немножко
поплакала. Потом она напоила его соком с ложечки, подбросила
книг в печку благословила свою счастливую судьбу и ушла с ведром
за водой, чтобы больше никогда не вернуться- бомбили в тот день
сильно.
Вот, собственно, и все, что можно сказать о Соне. Жил человек — и нет
его. Одно имя осталось.
…- Ада Адольфовна, отдайте мне Сонины письма.
Ада Адольфовна выезжает из спальни в столовую, поворачивая руками
большие колеса инвалидного кресла. Сморщенное личико ее мелко трясется.
Черное платье прикрывает до пят безжизненные ноги. Большая камея приколота у
горла. На камее кто-то кого-то убивает: щиты, копья, враг
изящно упал.
- Письма?
Письма, письма, отдайте мне Сонины письма
- Не слышу!
Слово "отдайте" она всегда плохо слышит раздраженно шипит жена внука,
косясь на камею.
- Не пора ли обедать? — шамкает Ада Адольфовна.
Какие большие темные буфеты, какое тяжелое столовое серебро в них, и
вазы, и всякие запасы: чай, варенья, крупы, макароны. Из других комнат тоже
виднеются буфеты, буфеты, гардеробы, шкафы — с бельем, с книгами, со
всякими вещами. Где она хранит пачку Сониных писем, ветхий пакетик,
перехваченный бечевкой, потрескивающий от сухих цветов, желтоватых и
прозрачных, как стрекозиные крылья? Не помнит или не хочет говорить? Да и
что толку — приставать к трясущейся парализованной старухе! Мало ли у нее
самой было в жизни трудных дней? Скорее всего она бросила эту пачку в огонь,
встав на распухшие колени в ту ледяную зиму, во вспыхивающем кругу минутного
света, и, может быть, робко занявшись вначале, затем быстро чернея с углов,
и, наконец, взвившись столбом гудящего пламени, письма согрели, хоть на
краткий | миг, ее скрюченные, окоченевшие пальцы. Пусть так. Вот только
белого голубка, я думаю, она должна была оттуда вынуть. Ведь голубков огонь
не берет.

Рассказ «Соня» произвел на меня сильное впечатление. Во-первых, потому, что написан от третьего лица, человека, совершенно постороннего, наблюдателя, который смотрит со стороны на все происходящее, без оценивания, просто передает то, что услышал. Такой прием придает достоверность всему повествованию, таким образом, утверждается истинность ценностей, основанных на опыте человека, прожившего почти век: с Соней мы знакомимся со слов старой женщины, Ады Адольфовны, которая рассказывает о жизни до войны (Ада Адольфовна прошла войну и блокаду).

Во-вторых, можно сразу обратить внимание на то, что язык рассказа насыщен тропами и фигурами речи: метафорами («стыло бульонное озерцо»), сравнениями («истуканом сидела в торце длинного накрахмаленного стола», «Влюбилась так, что только оттаскивай»), необычными эпитетами («лежала праздная ложка», «Сонины лошадиные черты», «нарядно бессмертная»), каждая новая мысль-предложение основано на инверсии («Было ли у неё счастье?», «не мешайте, дураки!»), синтаксические конструкции разговорного стиля («Год шел что-нибудь тридцать третий», «И вот надо же - жизнь устраивает такие штуки!»). Рассказ построен на антитезе, проявляющейся на разных уровнях: пространственном (небо – квартира), временном: время в рассказе организованно очень плотно и четко (жизнь до войны противопоставляется жизни военной). Даже внешность Сони противоречива: «Грудь впалая, ноги такие толстые - будто от другого человеческого комплекта»; тонкая натура, но одевается безвкусно: «огромный висячий бант блузки торчит из твердых створок костюма, и рукава всегда слишком длинные». Несоответствие облика и личностных качеств и Сони (непривлекательная внешне, Соня наделена добрым и покладистым характером), и героев из компании (привлекательные негодяи, способные на подлость), Соня противопоставляется всей компании.

С самых первых строк рассказа мы понимаем, что рассказ печален, серьезен и даже грустен: «Жил человек – и нет его. Только имя осталось»

Автор знакомит нас с компанией людей, в целом считающихся приятными, образованными, интеллигентными. Сами себя эти люди считают интеллектуалами, здесь есть и писатели, и авторы научных монографий: «И сколько было действительно интересных, по-настоящему содержательных людей, оставивших концертные записки, книги, монографии по искусству». Но читателя настораживают несоответствия в описании этих людей: Лев Адольфович – «негодяй в сущности, но умнейший человек и в чем-то миляга», сестра Льва Адольфовича, Ада – «женщина острая, худая, по-змеиному элегантная». Имена главных героев говорящие: Ада Адольфовна, Лев Адольфович - намек на хищников, ад, фашистов – все это вместилось в этих людей, а ведь они считаются образованными, умными, «милейшими»!

Неизвестно, каким образом Соня попала в эту компанию, откуда она появилась, но сразу же стала объектом насмешек «милейших» людей: «А Ада сладким голоском говорила: «А я вот в восторге от ваших бараньих мозгов!» - «Это телячьи», - не понимала Соня, улыбаясь. И все радовались: ну не прелесть ли?!» Соня все время находится в центре конфликта, с идеями и мыслями, которые идут вразрез с общественными (ее одежда, манера поведения: «А на свадьбе от Сониных тостов веяло вчерашней кутьей с гробовыми мармеладками»). При помощи овеществления автор показывает, что люди, окружающие Соню, «используют» её в своих целях, как нужную вещь, но при этом подсмеиваются над ней, считают, что она некрасива («голова как у лошади Пржевальского»), глупа («Соня была дура»), снашивает туфли набок и не умеет одеваться. Но у Сони обнаруживаются необыкновенно полезные для общества качества: хорошо готовит, на нее можно оставить детей и квартиру.

Но мы понимаем, что она – своего рода резонер из классической драмы. Соня раскрывает двуличие «милейших» людей, ее устами, словно устами младенца, «глаголет истина». А в той компании, куда попала Соня людям вообще не приходит в голову, что можно быть честным, искренним человеком, это не укладывается в их рамки «настоящей жизни». Но время все расставляет по местам. Где они, эти блестящие, остроумные интеллектуалы? Их нет. Канули в небытие Смыты временем. А Соня-то есть. Да и дурочкой ее нельзя назвать, мы узнаем, что она работает в музее, следовательно, у нее есть образование, она разбирается в искусстве, истории. Приговор «дура» ей выносят из-за того, что она не умеет лицемерить и подстраиваться под окружающих ее людей в угоду их «моральным нормам». Соня, с их точки зрения, – дура, потому что такого человека, неравнодушного, по-детски наивного, порядочного (она ничего не брала, а все отдавала бескорыстно и любя: «послала ему, свое единственное украшение: белого эмалевого голубка») – встретишь крайне редко. Поэтому и глупость ее чиста - «кристалл Сониной души».

Несмотря на то, что Соня наивный и скучный человек, она «романтична и по-своему возвышенна». В этой фразе мы видим отношение автора к Соне: в ней и симпатия, и ирония одновременно. С помощью иронии автор, в том числе, помогает понять фальшивое прожигание жизни всего элитного общества («Какие судьбы! О каждом можно говорить без конца»), их внутреннюю пустоту, противопоставленную крайне редкому в этом обществе качеству Сони – бескорыстному служению людям. Она, как и положено появляться романтическому герою, появляется ниоткуда: «неизвестно, кто были ее родители, какой она была в детстве, где жила и что делала до того дня, когда вышла на свет из неопределенности и села дожидаться перцу в солнечной, нарядной столовой». К тому же, Соня по своим моральным, личностным качествам выше окружающих ее людей: она умеет любить, бескорыстна, честна. Но у Сони есть и недостатки – она не имеет сильного характера и веры в себя. Автор показывает свое отношение к Соне через отношение к ней детей: дети, как известно, очень тонко чувствуют душу человека, не умеют лгать. Они любят Соню и искренне огорчаются, когда Соню «перебрасывают» в другую семью. Именно дети по-настоящему ценят Соню, и она тоже рада им.

Несмотря на все ее недостатки, о которых все время напоминала Ада, Соня оказывается высоко моральным и глубоко нравственным человеком. Она смогла вынести все издевательства над собою, не унижаясь, смогла не уронить достоинство.

Ада Адольфовна никак не могла найти применение собственным способностям, но, наконец, нашла способ насолить Соне - придумала любовь «по переписке» (реминисценция к романам в эпистолярном жанре: «Гранатовый браслет» Куприна А. И.) Письма играют большую роль и имеют определенную ценность, в конце повествования из-за них даже разгорается спор. У Сони появляется выдуманный Адой Адольфовной влюбленный по имени Николай, «обремененный семьей и тремя детьми и страстно влюбленный в Соню». «Переписка была бурной с обеих сторон. Соня, дура, клюнула сразу. Влюбилась так, что только оттаскивай. Пришлось слегка сдержать ее пыл: Николай писал примерно одно письмо в месяц, притормаживая Соню». Героиня самоотверженно пронесла любовь через всю войну и блокаду. «В блокадный зимний день она, несмотря на слабость и холод, побрела по адресу Николая (адресу отца Ады Адольфовны), принесла «ему» баночку довоенного томатного сока: «сока там было ровно на одну жизнь». Она спасла любимого человека (судьба распорядилась так, что Соня спасает не заслужившую баночку с томатным соком Аду), отдав ему последнее, что у нее было.

Я думаю, что дело не в том, был ли реален человек, которого она любила, или нет, дело в том, что она могла любить – это и есть настоящее счастье! И мне жаль, что в жизни Сони не было человека, оценившего ее по достоинству. Таким образом, основная идея этого рассказа – любовь, способная на подвиг.

Я считаю, Татьяна Толстая поднимает также проблему маленького человека.

Автор раскрывает перед нами человеческие образы и характеры обычных людей, старающихся прожить жизнь как можно лучше, веселее. Но наша жизнь по сути своей прекрасна, ее не надо ни приукрашать, ни перекрашивать. Не надо притворяться человеком, надо быть им. Наша жизнь – бесценный подарок, а истинны в ней только те ценности, которые мы создаем сами, своими руками и своей душой: любовь, семья, дети, дом, работа. Все это и есть смысл существования человека. Рассказ о жизни Сони заканчивается так же, как и начинался: «Жил человек – и нет его» – это кольцевая композиция, – как будто напоминая нам о том, что ничто не вечно и никто не вечен, и что все возвращается на круги своя. Парадоксально, но именно скучная, некрасивая, неинтересная Соня по прошествии времени признается самым счастливым человеком: «Уж что-что, а счастье у нее было». Соня оказалась самой счастливой потому, что верила в любовь. Жизнь скрыла от нее пошлую правду, и она умерла умиротворенной. Т. Толстая говорит нам, что это есть истинная, вечная ценность человеческого существования: «Ведь голубков огонь не берет».