Империализм: 1900–1945

• ДЖОН БЕЛЛАМИ ФОСТЕР "НОВАЯ ЭРА ИМПЕРИАЛИЗМА"
• ДЖОН БЕЛЛАМИ ФОСТЕР "ИМПЕРСКАЯ АМЕРИКА И ВОЙНА"
• САМИР АМИН "АМЕРИКАНСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ, ЕВРОПА И БЛИЖНИЙ ВОСТОК"
• ДЖОН БЕЛЛАМИ ФОСТЕР "ОТКРОВЕННЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ"
• МАЙКЛ ПАРЕНТИ "ИМПЕРИАЛИЗМ. ВВЕДЕНИЕ"

Джон Беллами Фостер

Новая эра империализма

Многочисленные критики нынешней экспансии американской империи - как среди американских левых, так и в Европе - теперь утверждают, что США при президентстве Джорджа У. Буша захвачены кликой неоконсерваторов, во главе с такими типами как Пол Волфовиц (замминистра обороны), Льюис Либби (руководитель помощников вице-президента) и Ричард Перл (из Коллегии по Оборонной Политике). Про эту клику говорят, что она пользуется полной поддержкой министра обороны Дональда Рамсфельда и вице-президента Чейни, а через них - президента Буша. Приход к власти неоконесрваторов-гегемонистов связывают с недемократическими выборами 2000 года, когда Верховный Суд назначил Буша президентом, и с террористическими актами 11 сентября 2001 года, когда вопросы национальной безопасности вдруг получили приоритет. Все это способствовало, как нам говорят, односторонней и воинственной внешней политике, вопреки исторической роли США в мире. Как спрашивает журнал Экономист 26 апреля 2003 года: "Неужели клика заговорщиков прибрала к рукам внешнюю политику самой могущественной державы мира? Имеет ли крошечная группа идеологов недолжную власть, позволяющую им вмешиваться во внутренние дела других стран, создавать империю, выбрасывать на помойку международное право - и плевать на последствия?"

Сам Экономист отвечает "на самом деле, нет". Справедливо отвергнув теорию клики, он вместо этого утверждает, что "неоконы - часть более широкого движения" и что "(среди политической элиты США) существуют практическое согласие по вопросу, что Америка должна энергично применять свою мощь, чтобы переустроить мир." Но Экономист опускает, как и другие буржуазные участники этого спора, ту мелочь, что империализм в данном случае, как и всегда, не просто политический курс, но разветвленная реальность, вырастающая из самой природы капиталистического развития. Исторические перемены империализма, связанные с появлением так называемого "однополярного мира", делают нелепыми любые попытки свести ныненшние события к ошибочным стремлениям нескольких властных индивидуумов. Поэтому совершенно необходимо рассмотреть исторические основы новой эры американского империализма, включая как более глубинные причины, так и лично действующих лиц, формирующих его нынешний облик.

Эра империализма

Вопрос: неужели США ведут империалистические захваты потому, что пали жертвой личных нужд людей "наверху" - не нов. Генри Магдофф задает его на самой первой странице книги 1969 года: "Эра империализма: экономика внешней политики США" - труда, который фактически возродил в США изучение империализма. "Не есть ли эта война (во Вьетнаме) - часть более общей и последовательной внешней политики США", - спрашивает он, - "или это отклонения определенной группы людей у власти?". Ответ, разумеется, был: хотя определенная группа людей у власти возглавляет этот процесс, в ней выражается глубокие тенденции американской внешней политики, порожденные капитализмом как таковым. В своей книге - самом важном отчете об американском империализме 60-х- Магдофф раскрыл подспудные политические, экономические и военные силы, управляющие внешней политикой США.

Господствующим объяснением во время вьетнамской войны было: США ведут войну ради "сдерживания" коммунизма - и поэтому война не имела никакого отношения к империализму. Но масштабы и жестокость войны подрывали любые попытки объяснения в духе простого сдерживания, поскольку ни СССР, ни Китай не показывали никаких наклонностей к глобальной экспансии и революции в третьем мире имели, очевидно, чисто местное происхождение. Магдофф отверг как господствующую тенденцию - видеть вмешательство США в третьем мире как порождение холодной войны, так и либеральную склонность считать войну выходкой президента-техасца (Линдона Джонсона, в те годы -пер.) и его советников. Тут требовался исторический анализ.

Империализм конца 19 -начала 20 века отличался двумя чертами: 1)крушением английской гегемонии и 2)ростом монополистического капитализма - капитализма, при котором господствуют крупные компании, образовавшиеся в результате концентрации и централизации производства. Кроме этих признаков, присущих тому, что Ленин назвал стадией империализма (которая, по его словам, может быть описана "наиболее возможно коротко" как "монополистическая стадия капитализма") есть и другие. Капитализм как система, разумеется, определяемая исключительно стремлением к накоплению, не знающему границ.

Капитализм, с одной стороны, расширяющаяся мировая экономика, характеризующаяся тем, что мы называем глобализацией, а с другой стороны - разделен на многочисленные конкурирующие национальные государства.

Более того, система разделяется на противоположные центр и периферию. С зарождения в 16 и 17 веке и даже сильнее на стадии монополизма, капитал каждой страны центра движим потребностью контролировать доступ к сырью и рабочей силе периферии. Однако на монополистической стадии капитализма национальные государства и их корпорации стремятся открыть наибольшую возможную долю мировой экономики для их инвестиций, хотя и не обязательно для своих конкурентов. Такое соперничество за сферы накопления приводит к схваткам за контроль различных областей на периферии, самая знаменитая из них – драка за Африку в конце 19 века, в которой приняли участие все тогдашние западноевропейские державы.

Однако империализм продолжал развиваться и прошел свою классическую стадию с концом Второй Мировой войны и последующим антиколониальным движением, так что 50-е и 60-е годы представляют более познюю фазу со своими специфическими историческими признаками. Самая важная из них – США сменили Великобританию на посту гегемона мировой капиталистической экономики. Другая – существование СССР, появление пространства для революционных движений третьего мира и военного союза ведущих капиталистических держав, основанного на холодной войне и утверждающего гегемонию США. США воспользовались своим господством для основания учреждений Бреттон-Вудз – ГАТТ, МВФ и ВБ – с намерением сконцетрировать экономический контроль государств центра, особенно США, над периферией и тем самым над всем мировым рынком.

Согласно Магдоффу, гегемония США не привела к концу сопреничества между капиталистическими странами. Реалистически мыслящие аналитики всегда рассматривали гегемонию как исторически преходящую, несмотря на всю риторику «американского столетия». Неравномерное развитие капитализма означает непрекращющееся межимпериалистическое сопреничество, хотя иногда и скрытое. «Противоречия между неравномерно развивающимися промышленными центрами», - пишет он, - «ось империалистического колеса».

Американский милитаризм, который в его исследовании неотделим от имперской роли США, не просто, и даже не в основном результат холодной войны с СССР, которой он был обусловлен. Корни милитаризма лежат глубже в потребности США, как гегемона капиталистической мировой экономики, удерживать двери открытыми для своих заморских инвестиций, военной силой, если необходимо. В то же время США применяли свою мощь для обеспечения нужд своих собственных корпораций – например, в Латинской Америке, где их преобладание не оспаривалось другими великими державами. И США не только играли свою военную роль неоднократно на периферии в послевоенную эпоху, в то время они могли также оправдать это как часть борьбы против коммунизма. Милитаризм, неотделимый от роли мирового гегемона и главы союзных сил, пропитал все виды накопления в США, так что термин «военно-промышленный комплекс», впервые произнесенный президентом Эйзенхауэром в прощальной речи – недооценка. Уже в то время в США не было ни одного значительного центра накопления, который не был бы одновременно и крупным центром военного производства. Военное производство поддерживало всю экономику США и предохраняло ее от экономического застоя.

В исследовании современного имперализма Магдофф демонстрирует, насколько благоприятен империализм был для капилала в центре системы (например, прибыль от внешних инвестиций США по отношению ко всей прибыли за вычетом налогов полученной нефинансовыми компаниями выросла с 10% в 1950 году до 22 % в 1964). Такое выкачивание средств с периферии (и использование оставшегося там в соответсвии с классовыми отношениями периферии, искаженными империалистической зависимостью) – главная причина непрекращающейся недоразвитости периферии. Однако менее замечены были два других утверждения, характерных именно для Магдоффа: предупреждение о растущей катастрофической внешней задолженности третьего мира и глубокий анализ расширяющейся глобальной роли банков и финансового капитала в целом. Не раньше начала 80-х истинные масштабы внешнего долга привлекли внимание, когда Бразилия, Мексика и другие так называемые «новые индустриальные экономики» вдруг оказались не в состоянии выплачивать долги. И полное значение финансиализации мировой экономики оставалось скрытым для большинства исследователей империализма вплоть до конца 80-х гг.

Благодаря систематически историческому исследованию империализма, Магдофф и другие показали, что военное вмешательство США в Иране, Гватемале, Ливане, Вьетнаме и Доминиканской республике не имело ничего общего с «защитой американских граждан» или борьбой с расширением коммунистического блока. Они были частью более широкого явления – империализма во всей его исторической сложности и роли США как гегемона капиталистического мира. Однако такму толкованию решительно противились либеральные критики войны во Вьетнаме, которые иногда признавали, что США расширяют свою империю, но считали это, как и другие подобные явления в истории США, скорее случайностью, чем разработанным планом (как и защитники Британской империи до них).

Они настаивали, что американская внешняя политика основывается в основном на идеалах, а не на материальных интересах. Саму войну во Вьетнаме многие из этих либеральных критиков списывали на «слабость политического мышления» правящих кругов, сбивших страну с ее истинного пути. В 1971 году Роберт У. Такер, профессор американской внешенй политике факультета Продвинутых Международных Исследований университета Джона Хопкинса, написал книгу «Радикальные левые и американская внешняя политика», в которой он утверждал, что «отпущение грехов» США во Вьетнаме следует из «чистой незаинтересованности» с которой те ведут войну. Такер был либеральным оппонетном войны, однако отвергал радикальный подход в исследовании американского милитаризма и империализма.

Такер нападал в своей книге больше всего на Уильяма Эпплмана Ульямса, Габриэля Колко и Гарри Магдоффа. На Магдоффа особенно за то, что тот утверждал, что контроль над сырьевыми источниками в мировом масшатбе жизненно необходим корпорациям США и что государство служит им. Такер дошел до того, что заявил, что ошибка Магдоффа видна в вопросе о нефти. Если бы США были подлинно империалистическими в отношении ресурсов третьего мира, они бы попытались контролировать нефть Персидского залива. Отметая и логику, и историю, Такер заявил, что этого нет. Как он выразился:

«Согласно радикальной точке зрения, следует ожидать, что здесь (на Ближнем Востоке), если не где-то еще, американская политика будет отражать экономические интересы. Реальность, как хорошо известно, не имеет с этом ничего общего. Не говоря уж о том, что благодаря нарастающему и успешному давлению нефтяные страны смогли повысить свою долю в прибыли и налоги (давление это не вызвало никакого заметного противодействия), американское правительство способствовало потере преимуществ, которыми американские нефтяные компании пользовались ранее на Ближнем Востоке. Корреспондент Нью-Йорк Таймс Джон.М.Ли пишет: «многие наблюдатели отмечают, что нефтяные компании и нефтяной вопрос имеют так мало влияния на американскую политику в отношении Израиля»».

Таким образом, согласно Такеру, случай с нефтью Персидского залива опровергает аргументы Магдоффа о важности контроля сырьевых запасов в действиях американского имперализма. Политическая верность США Израилю противоречила их экономическим интересам, но преодолела все интересы амерканского капитализма по отношению к нефти Ближнего Востока. Сегодня всряд ли стоит подчеркивать, насколько нелепым было подобное возражение. Не только США неоднократно использовали военную силу на Ближнем Востоке, начиная с Ирана в 1953 году, они также непрерывно навязывали свой контроль над нефтью и интересы своих нефтяных корпораций в этом регоне. Израиль, вооруженный Америкой до зубов, с позволением произвести сотни атомных зарядов, давно уже стал частью этой стратегии контроля. С самого начала роль США в регионе была открыто империалистической, созданной для поддержания контроля над его нефтью. Только тот анализ, который сводит экономику к розничным ценам и отчислениям от прибыли, не обращая внимания на политическое и военное формирование экономических отношений – не говоря уж о потоках нефти и денежных потоках – может привести к таким явно ошибочным выводам.

Новая эра империализма

На самом деле, ничто так явно не показывает приход новой эры империализма, как экспансия Американской империи в ключевых нефтяных регионах Ближнего Востока и Каспийского бассейна. Мощь США в Персидском заливе в годы холодной войны была ограничена СССР. Иранская революция, которой США по-видимому не смогли противостоять, была крупнейшим поражением американского империализма (который рассчитывал на шаха как на надежную опору в регионе) со времен Вьетнамской войны. В самом деле, до 1989 года и распада советского блока, крупная американская война в регионе была бы почти немыслима. Поэтому власть США была значительно ограничена. Война 1991 года, которую США вели с согласия СССР таким образом обозначила приход новой эры американского империализма и глобальной экспансии американской мощи. Это не просто совпадение, что ослабление СССР привело практически немедленно к полномасштабной войне США в регионе, ключевом для контроля мировой нефти, самого важного сырьевого ресурса, необходимого для мирового господства.

Очень важно понять, что в 1991 году СССР был уже крайне ослаблен и подчинялся политике США. Но он все еще не был мертв (это произошло только в конце года) и оставалась хоть и слабая, но возможность переворота и изменения в СССР, неблагоприятного для интересов США. В то же время США уступали в экономическом плане некоторым из своих главных конкурентов и поэтому широко было распространено мнение о том, что их экономическая гегемония значительно уменьшается, тем самым сузив выбор возможных действий. Хотя правительство Джорджа Буша-старшего провозгласили «Новый мировой порядок», никто не знал, что это значит. Распад советского блока был таким внезапным, что правящий класс США и руководители внешенй политики не были уверены, что делать дальше.

Во время первой войны в Персидском заливе среди американской элиты не было единства. Некоторые считали, что нужно воспользоваться моментом и вторгнуться в Ирак, как предлагал Уолл Стрит Джорнал. Другие полагали, что вторжение и оккупация Ирака тогда были физически невозможны. Следующее десятилетие прошло под знаком непрерывных обсуждений в кругах, проводящих внешнюю политику США, как видно из издания Совета по Внешним Сношениям – Форин Аффеаз, вопроса: как использовать то, что США стали единственной свердержавой. Споры об «однополярности» (термин, введенный неоконсерватором Чарьзом Краутхаммером в 1991 году) и односторонних действиях скоро перешли в открытое обсуждение американского первенства, гегемонии, империи и даже империализма.

Более того, к концу десятилетия доводы в пользу США, играющих имперскую, роль стали все более настойчивыми и детально разработанными. Эти темы обсуждались с начала новой эры с точки зрения не преследуемых целей, но эффективности их достижения. Особенно примечательный призыв к новому империализму содержиться во влиятельной книге «Имперский соблазн», принадлежащей перу того же Роберта У. Такера с Дэвидом С. Хендриксоном, опубликованной Советом по Внешним Сношениям. Как откровенно объяснили Такер и Хендриксон, «США сейчас – господствующая военная сила.

В охвате территоррии и эффективности своей армии США сравнивают в ее пользу с некоторыми величайшими империями прошлого. Рим едва выходил за границы Средиземноморья, Наполеон не мог выйти в Атлантический океан и потерпел поражение на просторах России. В эпоху расцвета так называемого Пакс Британика, когда королевский флот правил морями, Бисмарк заметил, что если английская армия высадится на побережье Пруссии, он пошлет местную полицию произвести аресты. США вообще имеют более устрашающие силы, чем все их предшественники. США могут дотянуться до любого места на земном шаре. Они владеют самым современным и сложным оружием, которое применяют опытные профессионалы военного искусства. Они могут переправить мощные континетальные армии за океаны. Их исторические соперники отступают, ослабленные внутренними раздорами.

При таких обстоятельствах, вековой соблазн – имперский соблазн – может стать неодолимым для США... Если страна не найдет привлекательным образ империи, вдохновлявший колониальные силы прошлого, ей может приглянуться вариант – играть имперскую роль, без исполнения классических обязанностей имперского правления».

Этому «имперскому соблазну», ясно дают знать авторы, следует противостоять не потому, что он приведет к возрождению классического имперализма, но потому, что США готовы сделать дело только наполовину: спустить с цепи военную силу, но пренебречь более утомительной ответственностью имперской власти – строительством государства (колонии –пер.).

Развивая тему с позиции, напоминающей о либерализме времен холодной войны в стиле Кеннеди, но привлекательной и для некоторых неоконсерваторов, Такер и Хендриксон утверждают, что США, выиграв войну в Персидском заливе, должны были немедленно вторгнуться в Ирак, оккупировать и умиротворить Ирак, свергнуть власть партии Баас, тем самым выполнив свои имперские обязанности. «Ошеломляющая демонстрация военной мощи», - пишут они, - «дала бы США достаточно времени для сформирования и признания времнного иркаского правительства, состоящего из деятелей, преданных либерализму в широком смысле...Хотя такое правительство, без сомнения, объявили бы американской марионеткой, есть основания считать, что оно могло бы приобрести значительную легитимность. Оно имело бы доступ, под надзором ООН, к выручке от иракской нефти, что несомненно принесло бы ему немалую поддержку иракского населения.»

Такер и Хендриксон – несмотря на более ранние возражения Такера Магдоффу, что незахват США контроля над нефтью Персидского залива доказывает, что США – не империалистическая держава – не питают никаких иллюзий относительно того, почему оккупация Ирака была бы в стратегических интересах США, одним словом: нефть. «Нет другого товара», пишут они, - «который имел бы такое же жизненно важное значение, как нефть; и нет ничего подобного зависимости развитых и развивающихся экономик от энергоресурсов Пресидского залива; эти ресурсы сосредоточены в регионе, который продолжает быть относительно недоступным и крайне нестабильным, и владение нефтью дает несравнимую финансовую опору, на которой экспансионистская развивающаяся страна может основать свои агрессивные притязания». Необходимость для США достичь господства на Ближнем Востоке, таким образом, не ставится под сомнение. Если они собираются применить силу в таком исключительном случае, они должны делать это ответственно – путем установления своей власти.

Подобные советы дают либералы, а не консерваторы (или неоконсерваторы), причастные к внешней политике США, участники спора внутри правящего класса. Этот спор заключен в узкие рамки, причем многие либеральные аналитики, склонные к строительству государства, гораздо ближе к неоконсерваторам и более ястребы в этом отношении, чем многие консерваторы. Для Такера и Хендриксона империализм – выбор политиков, это просто «имперский соблазн». Ему можно противостоять, но если не получается, тогда нужно воплотить либеральную идею строительства государства – перестройка обществ на либеральных принципах.

В самом деле, правящая элита США в 1990-е гг. достигла примечательного консенсуса относительно основных оценок и задач. Как заметил Ричард Н.Хаасс (член Совета Национальной Безопасности при Буше-старшем и автор его наиболее важных заявлений по вопросам военной политики США) в издании 1994 года своей книги «Интервенция»: «Освобожденные от опасности, что военные действия приведут к столкновению к соперничающей сверхдержавой, США теперь более свободны в своих интервенциях». Что касается ограничаний мощи США, Хаасс провозгласил: «США могут делать все, что угодно, но не все сразу». Далее он обсуждает строительство государства в результате интервенции в Ираке и во всем мире. Еще одна книга Хаасса: «Не горящий энтузиазмом шериф», опубликованная в 1997 году, описывает шерифа и его команду, причем шериф – США, а команда – «коалиция желающих». И шериф, и команда не должны слишком уж беспокоиться насчет закона, заметил он, но все-таки должны постраться не превращаться в банду линчевателей.

Более важным были доводы Хаасса насчет гегемонии, которые выражали главные разногласия среди истеблишмента насчет притязаний США на власть в мировом масштабе. Согласно Хаассу, США явно «гегемон» в смысле глобального превосходства, но вечная гегемония как цель внешней политики – опасное заблуждение. В марте 1992 года набросок «Руководства к оборонному планированию», известный также как «Петнагоновские бумаги» попал в СМИ. Секретный рабочий документ был составлен в министерстве обороны старшего Буша под руководством Пола Вольфовица. В нем говорилось: «Наша стратегия (после падения СССР) должна сейчас перенести внимание на предотвращение появления любого возможного будущего соперника.»(Нью-Йорк Таймс, 8 марта 1992 года). Критикуя это в своем «Не горящем энтузиазмом шерифе», Хаасс утверждает, что такая стратегия плохо продуманна по той простой причине, что у США нет возможности предотвратить появление такого соперника. Державы растут с ростом их материальных ресурсов; великие экономические державы неизбежно смогут стать великими державами во всех отношениях и размер их военной мощи «будет засисеть в основном от их собственных представлений о национальных интересах, угроз, политической культуры и экономической мощи». Единственно возможная стратегия, поскольку вечное поддержание гегмонии невозможно – то, что Мадлен Олбрайт окрестила «требовательным использованием союзов» и что сам Хаасс назвал «шерифом и его командой», при чем команда – в основном другие крупные государства.

11 ноября 2000 года года Ричард Хаасс - член Национального Совета Безопасности и специальный помощник президента при Буше-старшем, незадолго до своего назначения Бушем-младшим начальником политического планирования госдепартамента - обнародовал в Атланте доклад под названием "Имперская Америка", о том, как США следует оформить «имперскую внешнюю политику» с использованием «избытка мощи», чтобы «распространить свой контроль» по всему земному шару. Все еще отрицая возможность продолжительной гегемонии, Хаасс заявил, что США должны использовать исключительную возможность, которая теперь у них есть, чтобы переформировать мир для увеличения своих глобальных преимуществ. Это означает военное вмешательство во всем мире. «Имперское недонапряжение, не перенапряжение», - утверждает он, -представляется большей опасностью. К 2002 году Хаасс, выступая от лица правительства, готовящегося вторгнуться в Ирак, провозгласил, что «несправившееся государство», неспособное контролировать терроризм на своей собственной территоррии, тем самым теряет «обычные преимущества суверенитета, включая право быть оставленным в покое на своей собственной территоррии. Другие правительства, включая США, получают право вмешательства. В случае терроризма это даже может привести к праву к превентивной или предупредительной самообороне.»

В сентябре 2000 года за два месяца до «Имперской Америки», неоконсервативная группа «Проект Нового Американского Столетия» выпустила отчет, озаглавленный: «Восстанавливая американскую оборону», написанный по заказу Дика Чейни, Дональда Расфельда, Пола Волфовица, младшего брата Джорджа У. Буша Джеба и Льюиса Либби. В нем говорилось, что «в настоящее время у Америки нет мирового соперника. Американская стратегия должна нацелиться на сохранение и расширение этого благоприятного положения так далеко в будущее, как возможно.» Главная стратегическая задача США в 21 веке – «сохранить Пакс Американа», для чего необходимо расширить «границы американской зоны безопасности», организуя новые «заморские базы» и проводя операции по всему миру. По вопросу о Персидском заливе было не больше экивоков: «США десятилетиями пытались играть более значительную роль в региональной безопасности Персидского залива. Хотя незавершенный конфликт с Ираком предлагает оправдание для немедленных действий, необходимость значительного американского присутствия в регионе выходит за рамки вопроса о власти Саддама Хуссена».

Так что еще до 11 сентября правящий класс и его специалисты по внешней политике (включая не только неооконсерваторов) поставили своей задачей открытое расширение Американской империи, полностью используя то, что рассматривали как временное преимущество, созданное падением СССР – пока не появился новый соперник. В 1990-х американская экономика, несмотря на снижение темпов роста, все-таки расширялась быстрее, чем в Европе и Японии. Особенно это касается конца 90-х, годов раздувания биржевого пузыря. В то же время югославские гражданские войны показали, что Европа неспособна вести военные действия без США.

Так что в конце 90-х обсуждения американской империи велись не столько в левых кругах, как в либеральных и неоконсервативных, которые открыто провозглашали имперские амбиции. После сентября 2001 года склонность вести широкомасштабные боевые действия для расширения американской мощи, когда США снова должны были «поставить свой сапог», как неоконсерватор Макс Бут (бут по английски –сапог – пер.) выразился в книге «Варварские войны за мир» о ранних империалистических войнах США, стали частью господствующего консенсуса правящих классов. Заявление правительства «О национальной безопасности», переданное в конгресс США в сентября 2002 года, провозглашало принцип предупредительного нападения против потенциальных врагов: «США должны и будут способны отразить любую попытку врага...навязать свою волю США, нашим союзникам или нашим друзьям...Наши силы будут достаточно могучи, чтобы убедить потенциальных противников не проводить гонку вооружений в надежде сравняться или превзойти мощь США.»

В книге «Война с самим собой: Почему Америка упускает шанс построить лучший мир»(2003) Майкл Хирш (старший издатель вашингтонского отделения Ньюсуик) представляет либеральную точку зрения, что хотя США уполномочены, в качестве гегемона, вмешиваться в дела несправившихся государств, если речь идет о жизненно важных стратегических интересах, это должно сочетаться со строительством государства и согласием на совместные действия с другими. Тем не менее, на деле это может быть не более, чем «однополюсность...хорошо замаскированная под многополюсность». Речь не идет о том, должны ли США расширять свою империю, а скорее о том, что имперский соблазн будет сочетаться с признанием имперской отвественности, на манер Такера и Хендриксона. По поводу интервенций с целью строительства государства, Хирш провозгласил: «У нас нет «главной шишки» по несправившимся государствам, вроде тех, что есть по национальной безопасности ли войне с наркотиками. Возможно, следует его иметь.»

То, что именуется «интервенцией с целью строительства государства», первоначально отвергнутое правительством Буша, больше не подвергается сомнению. Это видно из отчета Совета по Внешним Сношениям: «Ирак: на следующий день», опубликованному незадолго до вторжения США и касающегося строительства государства в Ираке. Один из составителей этого документа – Джеймс Ф. Доббинс – директор ценра Рэнд Корпорэйшн по вопросам международной безопаснсти и оборонной политики, служивший специальным наблюдателем Клинтона во время вторжений в Сомали, на Гаити, в Боснии и в Косово и специальным наблюдателем Буша после интервенции в Афганистане. Доббинс, горячий защитник «интервенций с целью строительства государства» - дипломатии сабли – в правителствах как Буша, так и Клинтона, определенно заявляет в отчете: « Межпартийные споры о строительстве государства окончены. Обе партии явно готовы использовать военные силы Америки для реформирования государств-изгоев и починки сломанных обществ.»

Теория клики заговорщиков и имперская реальность

Все это имеет отношение к вопросу, поднятым Магдофф треть века назад в книге «Эра империализма», который остается более чем насущным сегодня. "Не есть ли эта война (во Вьетнаме) - часть более общей и последовательной внешней политики США", - спрашивает он, - "или это отклонения определенной группы людей у власти?". Сейчас представители правящего класса в целом согласны, что объективные силы и требования безопасности движут американский экспансионизм; что в общих интересах американского капитализма распространить его контроль на весь мир – так далеко и надолго, как возможно. Согласно «Проекту Нового Американского Столетия»: «Восстанавливая американскую оборону», необходимо ловить «однополярное мгновение».

Среди левых широко распростарнен за последние два года взгляд на новую империалистическую экспансию как на неоконсервативную затею, включающую небольшой группу внутри правящего класса, не более чем крайне правое крыло республиканской партии, основыванную на узких экспансионистских интересах военных и нефтяных компаний. Это – опасное заблуждение. В настоящее время не существует серьезных разногласий внутри американской олигархии или среди деятелей внешней политики, хотя они несомненно появятся впоследствии в результате неудач. Это не кучка загворщиков, а консенсус, основанный на интересах правящего класса и развитии империализма.

Однако существуют раздоры между США и другими ведущими государствами – межимпералистическое соперничество остается осью империалистического колеса. Да и как может быть иначе, если США пытаются действовать как всемирное правительство в мировом имперском порядке? Хотя США стараются укрепить свою гегемонистическую позицию, они экономически слабее относительно ведущих капстран, чем в начале послевоенного периода. «В конце 1940-х США производили 50% мирового ВНП», -заявил Джеймс Доббинс в «Ирак: на следующий день», и «могли выполнять эти задачи (военные интервенции и строительство государств) более-менее самостоятельно. В 1990-х, после холодной войны, Америка смогла возглавить куда более широкую коалицию и тем самым разделить бремя строительства государств. США не могут позволить себе и не должны в одиночку строить свободный Ирак. Они смогут привлечь более широкое участие других, однако, только если усвоят уроки 90-х и 40-х». Другими словами, для застойной американской экономики, которая, несмотря на относительные достижения конца 90-х, все еще значительно слабее по отношению к своим главным соперникам, чем после Второй Мировой войны, откровенный гегемонизм – непозволительная роскошь, что предполагает зависимость от «коалиции желающих».

В то же самое время, ясно, что нынешний период глобального империалистического гегемонизма США направлен прежде всего на расширение имперской мощи до возможных пределов и подчинение остального капиталистического мира своим интересам. Персидский залив и Каспийское бассейн содержат не только основную долю мировых запасов нефти, но и растущую долю природных резервов в целом, посколько высокий уровень производительности истощает запасы других регионов. Это и послужило причиной для США захватить полный контроль над ними – за счет нынешних и потенциальных соперников. Но имперские амбиции США этим не ограничиваются, поскольку они основаны на экономических целях, не признающих ограничений.

Как заметил Генри Магдофф в конце «Эры Империализма» в 1969 году: «признанная цель» американских ТНК – «контролировать такой же процент мирового рынка, что и рынка США» и их жажада заморских рынков отнюдь не утолена. Флоридская корпорация Вэкенхат Коррекшионс получила права на приватизацию тюрем в Англии, ЮАР, Канаде, Новой Зеландии и на Голландских Антилах. Продвижение интересов американских корпораций за границей – одна из главных обязанностей государства США. Вспомните истории с Монсанто и генетически изменнеными продуктами, Майкрософтом и авторским правом, Бехтель и войной против Ирака.

Невозможно преувеличить опасность такого двойного экспансионизма корпораций и государства США для всего мира. Как заметил Иштван Месарош в книге «Социализм или варварство» (2001 год), попытки США захватить контроль над всем миром, изначально присущие капитализму и имперализму, теперь угрожают человеству «крайне насильственной властью над всем миром одной империалистической державы на постоянной основе...нелепого и невозможного метода управления мировым порядком»

Новая эра американского имперализма породит свои противоречия, среди них – попытки других крупных держав утвердить свое влияние, используя подобные воинственные средства, и все виды стратегий более слабых стран и других групп, участвующих в «ассиметричной» войне. Учитывая неслыханную разрушительную силу соверменного оружия, которое распространяется все шире, последствия для человечества могут быть более опустошительными, чем когда-либо раньше. Вместо создания нового «Пакс Американа», США мостят путь к новым всемирным геноцидам.

Величайшей надеждой в этих мрачных условиях остается набирающий силу протест снизу, как в США, так и повсюду. За ростом антиглобалистского движения, заполонившего мировую сцену на почти 2 года со времен Сиэттла, последовала в феврале 2003 года крупнейшая волна мировых антивоенных протестов в истории человечества. Никогда ранее население мира не поднималось так быстро и в таких масштабах в попытке остановить империалистическую войну. Новая эра империализма – также и новая эра восстнаия. Вьетнамский синдром, пугавший плановиков имперксого порядка долгие годы, оказывается, не только оставил серьезное наследство в США, но и дополнен Имперским синдромом на гораздо более широких просторах мира – то, чего никто не ожидал. Это более, чем что-либо иное, доказывает, что стратегия америакского правящего класса расширить Американскую империю не принесет успеха в конечном счете, и придет к своему – надеемся, что не всего мира – бесславному концу.

Джон Беллами Фостер

Имперская Америка и война

"Проповедовать имперскую внешнюю политику - значит призывать к внешней политике, которая старается организовать мир в соответствии с определенными принципами, касающимися отношений между государствами и внутренних дел. США будут напоминать Великобританию 19 века... Принуждение и сила будут, как правило, только крайними мерами. Как писали Джон Галлахер и Рональд Робинсон обАнглии полтора века назад: "Английская политика опиралась на принцип неформального контроля, когда возможно и формального, если необходимо". Это можно применить к США в начале нового века." (Ричард Н.Хаасс).

Существование американской империи ни для кого не секрет. Это широко признано в мире, хотя традиционно отрицалось правящими кругами в самих США. Хаасс, однако, призвает к гораздо более откровенному признанию Вашингтоном этой имперской роли, на глазах у американцев и всего мира, для большего успеха имперских планов. "Основной вопрос, стоящий перед внешней политикой США, "- объясняет он, "что делать с излишком силы и многочисленными и значительными преимуществами, которые этот излишек дает США". Этот излишек можно задействовать, только признав, что США имеет имперские интересы в масштабе Англии 19 века. Миру следует дать понять, что Вашингтон намерен "расширить зону своего влияния", неформально, если возможно, и формально, если это невозможно, чтобы защитить то, что он считает своими законными интересами во всем мире. Заключительная глава доклада Хаасса именуется: "Империализм начинается дома". Ее заключение: "величайший риск, с которым ныне сталкивается США...это возможность упустить возможность создать мир, поддерживающий их насущные интересы, из-за недостатка усилий. Имперское недонапряжение, а не перенапряжение, есть серьезнейшая угроза."

Разумеется, понятно, что идея "имперской Америки", выдвинутая Хаассом, представляет в общих чертах новые гсоподствующие настроения американского правящего класса, как и государства, чья главная задача - служить этому классу. После многолетнего отрицания существования империи США, нынче эта самая империя прославляется, с ее "имперской армией" и "имперскими протекторатами". Эта перемена началась еще в конце 1990-х годов, когда стало ясно не только то, что США остались единственной сверхдержавой после уничтожения СССР, но что Европа и США, чей экономический рост не выдерживал сравнения с США, менее способны быть их серьезными сопрениками в экономической сфере. Да и в военной сфере Европа оказалась неспособна действовать без помощи США даже в своем собственном регионе в связи с гражданскими войнами в Югославии.

После того, как вслед за терактами 11 сентября Вашингтон начал всемирную войну против Терроризма, имперские черты внешней политики США стали все более очевидны. Империя теперь проповедуется политическим экспертами и массовыми СМИ как неизбежное "бремя" США, поскольку они играют уникальную роль на мировой сцене. Утверждают, что США - новый тип империи, свободной от национальных интересов, экономической эксплуатации, расизма или колониализма, существующей только для поддержания свободы и прав человека. Как провозгласил Майкл Игнатьефф (профессор политики прав человека факультета управления Кеннеди в Гарвардском университете) в Нью-Йорк Таймс Мэгэзин: "Американская империя не похожа на империи минувших времен, основанных на владении колониями, завоеваниях и бремени белого человека...Империализм 21 века - новое изобретение политической науки, диетическая империя, мировое гсоподство, чьи трели - свобода рынков, права человека и демократия, и все это утверждается самой ужасающей военной мощью, котоую когда-дибо знал мир"(5 января 2003 года).

Оставив эти напыщенные фразы, скажем, что эта "империя 21 века" превращается в основную угрозу человечеству потому, что Вашингтон все более готов использовать свою подавляющую военную мощь для вторжения и оккупации других стран, если решит, что это необходимо. Однако, как заметил индийский экономист Прабхат Патнаик более 10 лет назад: "Ни один марксист никогда не выводил империализм из войн, напротив, войны объяснялись существованием империализма". Поскольку наличие империализма снова стало очевидным в результате этих войн, стоит рассмотреть их причины.

Классический империализм

Одна из самых влиятельных немарксистских исторических оценок английского имперализма 19 века представлена в статье "Империализм свободной торговли", написанной полвека назад историками экономики Джоном Галлахером и Рональдом Робинсоном. Частично ее использовал Хаасс для подтверждения своей идеи "имперской Америки". Основная идея этой статьи проста: империализм - это непрерывная реальность экономических захватов в новое время. Те, кто связывaет империализм в основном с колониями и колониализмом и поэтому считали захват Африки и расширение колониальных завоеваний в конце 19 века основой империализма, ошибались. Английский имперализм в течении всего 19 века оставался в основном тем же самым по сути, несмотря на то, что одно время он сосредотачивался на распространении свободы торговли, а в другое - на захвате колоний. Как разъясняют Галлахер и Робинсон (в том же абзаце, который цитирует Хаасс):

" Английская политика опиралась на принцип неформального контроля, когда возможно и формального, если необходимо. Назвать один способ "антиимпериалистическим" а другой "импералистическим" - значит не обращать внимания на то, что, независимо от применяемых методов, основной целью была защита и распространение английских интересов. Обычное описание политики империи свободной торговли как "торговли, а не правления" следует понимать как "торговля с неформальным контролем, если возможно, торговля с правлением, когда необходимо"... Несмотря...на попытки "империализма по дешевке" иностранное соперничество английскому господству в тропической Африке (в конце 19 века) и сравнительное отсутствие здесь широкой и мощной местной политической системы (государства -пер.) которая служила успешно неформальному гсоподству в других местах, в конце концов привело к формальному правлению."

Желающие постигнуть суть английского имперализма в 19 веке, хотят сказать авторы, должны сосредоточится на "империализме свободной торговли", а не на колониализме. Только когда экономические цели Англии не могли быть достигнуты неформальным контролем, она прибегала к формальному империализму или колонизации - непосредственному военному и политическому контролю - для их достижения. И если обычно говорят, что "торговля следует за флагом", точнее было бы сказать, что "основная тенденция английской торговли - следовать за невидимым флагом неформальной империи". "Отличительной чертой" "английского империализма свободной торговли 19 века", утверждают эти авторы, было то, что применение военной силы и мощи в целом ограничивалось установлением безопасных условий для экономического господства и захватов.

Самый наглядный пример такого неформального империализма - это роль Англии в Южной Америке 19 века. Англия поддерживала контроль над этим регионом через многочисленные торговые договоры и финансовые соглашения, подкрепленные военно-морскими силами. Как выразился английский министр иностранных дел Джордж Каннинг в 1824 году: "Испанская Америка свободна, и, если мы не допустим крупных ошибок в управлении своими делами, она принадлежит Англии." Всегда, как утверждают Галлахер и Робинсон, английское влияние использовалось для того, чтобы превратить такие страны во "вспомогательные экономики, поставляющие сырье и продовольствие в Великобританию и рынки для ее промышленности." Когда же не оставалось других путей заставить подчиниться себе, Англия всегда была готова к интервенции - и неоднократно нападала на страны Латинской Америки в 19 веке.

Как знаменитый немецкий историк Вольфганг Моммзен заметил в своей книге "Теории империализма", значение принципа неформального империализма в том, что оно может связать между собой марксистский и немарксистский подходы, поскольку подчеркивает историческую непрерывность имперализма как выражения экономической экспансии (не путая ее с более формальными военными и политическими проявлениями):

"Признание существования многочисленных неформальных видов империалистичего господства, которые предшествуют и сопутствуют установлению формального правления, или даже делают его излишним, западные (немарксистские) теории приблизились к марксизму...В целом большинство немарксистов признает сейчас, что империалистическая зависимость может вытекать из огромного разнообразия видов неформального влияния, особенно экономического. Как правило, империалистическим силам на колониальных окраинах не надо было постоянно прибегать к реальному использованию политической власти: обычно было вполне достаточным знать, что они могут рассчитывать на метрополию в случае кризиса. Формальное правление таким образом оказывается наиболее ярко выраженным, но отнюдь не типичным видом империалистической зависимости."

Как ни странно, отличие своего подхода от классических работ Джона Хобсона ("Империализм: исследование" 1902 год) и Ленина ("Империализм как высшая стадия капитализма" 1916 год) Галлахер и Робинсон видели в том, что Ленин и Хобсон ассоциировали империализм с узким кругом его проявлений, а именно с формальным контролем империалистов, т.е. колониализмом.
Рассматривая последнюю четверть 19 века, когда захват колоний был в самом разгаре, как качественно новую стадию капитализма - монополистическую или империалистическую - Ленин, утверждают они, тем самым сделал основным признаком империализма скорее формальный, чем неформальный контроль.

Однако эта критика бьет мимо цели, поскольку сам Ленин подчеркивал, что империализм не обязательно включает формальный контроль, особенно на примере английского империализма в Латинской Америке 19 века: "Разделение мира на...колониальные державы и колонии", заметил он, не исчерпывает отношений центр-окраина между государствами. На самом деле Ленин указал на "многообразие форм зависимых стран; стран, которые, официально политически независимы, но которые, на деле, запутались в паутине финансовой и дипломатической зависимости...полуколонии", включая примеры вроде Аргентины, которая настолько зависила финансово от Лондона, что была практически британской колонией.

Реальность неформального капитализма свободной торговли (или империализма без колоний) никогда не была чем-то загадочным для марксизма, который рассматривает империализм как исторический процесс, связанный с капиталистической экспансией - при чем формы его проявления имеют только второстепенное значение. Причина признания последней четверти 19 века империалистической стадией в работе Ленина и большинстве последовавших марксистских авторов имела мало общего с переходом от неформального к формальному имперализму, или к факту широкого захвата территоррий, но скорее опиралась на эволюцию самого капитализма, который развился до монополистической стадии, создав качественно новый тип империализма. Именно исторический анализ империализма как проявления капиталистического развития во всей его сложности (экономика/политика/армия - центр и окраина) придал марксистской теории капитализма значение последовательного способа понимания углубляющихся тенденций к глобализации внутри системы.

В этом понимании, империализм был прирожден капитализму с самого начала. Многие черты современного капитализма, например, создание мирового рынка, разделение на центр и окраину, соперничество за захват колоний и полуколоний, захват источников сырья для вывоза в метрополию и т.д. - присущи капитализму как мировой системе с конца 15 века. Империализм, в самом широком смысле, происходит из движущей силы накопления самой системы (такой же основной для нее, как погоня за прибылью), которая поощряет страны в центре капиталистической мировой экономики, и особенно богачей в этих странах, набивать свои карманы, присваивая излишки и жизненно необходимое из окраинных стран, то, что Пьер Жалле назвал "разграблением третьего мира". Различными методами принуждения бедные экономики зависимых стран были организованы (начиная с эпохи завоеваний конца 15 - 16 веков) так, что их производство и распределение служило не столько их собственным нуждам, сколько метрополиям. Тем не менее, признание этих общих черт империализма на разных стадиях капитализма вполне сочетается с наблюдением, что в конце 19 века произошло качественное изменение в природе и значении империалзма, достаточное для того, чтобы Ленин связал его с новой стадией капитализма.

Поэтому марксисты часто проводили различие между более старым империализмом и так называемым "новым империализмом", начавшимся в последние десятилетия 19 века. Новый империализм имел два основных отличия: 1) - крушение английской гегемонии и растущая конкуренция за контроль над миром среди ведущих капиталистических держав и 2) - возывшение монополистических корполраций - крупных, объединенных промышленных и финансовых фирм - ведущих действующих лиц в экономике всех передовых капстран. Новые колоссальные корпорации по самой своей природе стремились выйти за национальные границы и госоподствовать над мировым производством и потреблением. Как заметил Харри Магдофф: "Потребность господствовать - неотъемлемая черта бизнеса". Монополистические фирмы - участники этой империалистической схватки - часто пользовались поддержкой своих государств. Марксистская теория нового империализма, ставившая в центр своего внимания появление гигантских компаний, таким образом указывала на изменяющиеся условия мировой экономики, которые в своем становлении будут порождать, что позднее стало известно как транснациональные корпорации (ТНК). Именно в таких обстоятельствах такие старые явления, как выкачивание прибылей, гонка за контроль над сырьем, создание экономической зависимости на мировой периферии и бесконечная схватка мировых капиталистических держав проявляются в новых, изменившихся формах.

Именно это понимание империализма как исторической реальности капиталистического развития, приобретшего новые признаки с изменением самой системы, наиболее резко отличает марксистский подход. Немарксисты зачастую рассматривают империализм только как политику, связывая его в основном с политическими и военными действиями государства. В более широко распространенном мнении (против которого выступили экономические историки вроде Галлахера и Робинсона) империализм существовал исключительно в случаях открытого политического и территориального господства в результатае прямого завоевания. Напротив, с точки зрения марксизма, империализм проявляется не только в государственной политике, но и в действиях корпораций, через механизмы торговли, финансов и инвестиций. Он ткет обширную сеть классовых отношенией, включая поощрение местных коллаборационистов или компрадоров в зависимых обществах. Поэтому любое описание того, как работает современный империализм необходимо включает полный анализ всей системы монополистического капитализма. Неформальный контроль стран на окраинах капиталистического мира странами центра так же важен, с этой точки зрения, как и формальный контроль. Борьба за гегемонию и более общее соперничество среди ведущих капиталистических держав существовали всегда, но принимали различные формы, в зависимости от экономических, политических и военных средств в их распоряжении.

Имперская Америка после Холодной войны

Основная отличительная черта современного капитализма, с точки зрения марскизма, связана с созданием гигантских корпораций, с соотношением сил внутри этой системы, отраженной в положении различных национальных государств, которое постоянно изменялось. В конце 19 -начале 20 века основной чертой был упадок английского господства и последующий рост соперничества среди передовых капиталистических стран, что привело к Первой и Второй мировым войнам. Создание СССР в итоге Первой Мировой войны создало крайне опасный вызов всей системе, что привело к Холодной войне между США, новой господствующей силой капиталистическогой мировой экономики, и СССР. Распад СССР в 1991 году оставил США единственной сверхдержавой. К концу 1990-х годов США победили своих основных экономических соперников. В результате всего этого в начале нового века, как провозгласил Генри Киссинжер в 2001 году в "А нужна ли Америке вообще внешняя политика?" , США достигли "могущества, недоступного даже величайшим империям прошлого".

Это естественно ведет к вопросу: что будут делать США с своим огромным "излишком мощи"? Ответ Вашингтона, особенно после 11 сентября - достижение имперских целей путем возобновления нападений на мировую окраину в масштабах неслыханных со времен войны во Вьетнаме. В империалистической войне с "терроризмом" американское государство выступает инструментом экспансионистских целей американского бизнеса.

Сокращенный перевод Лидии Волгиной
Оригинал опубликован по адресу
http://www.monthlyreview.org/0503jbf.htm
http://left.ru/2003/15/foster91.html

Самир Амин

АМЕРИКАНСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ, ЕВРОПА И БЛИЖНИЙ ВОСТОК

В этой теории глобальной экспансии капитализма качественные изменения в системах накопления, от одной стадии их истории к другой, отражают сменяющие друг друга формы асимметричной центро-периферийной поляризации, то есть, конкретного империализма. Поэтому современная мировая система будет оставаться империалистической (поляризующей) на протяжении видимого будущего, поскольку ее фундаментальная логика продолжает подчиняться капиталистическим производственным отношениям. Эта теория ассоциирует империализм с процессом накопления капитала во всемирном масштабе, который я рассматриваю как создающий единую реальность, различные измерения которой фактически неразделимы. Поэтому, она сильно отличается как от вульгаризированной версии ленинской теории «империализма как высшей стадии капитализма» (как будто предшествующие стадии глобальной экспансии капитализма не были поляризующими), так и от современных постмодернистских теорий, рассматривающих новую глобализацию как «постимпериалистическую».

1. Постоянный конфликт империализмов и коллективный империализм

В своем глобальном распространении, империализм всегда выступал во множественном числе, со времени его возникновения (в XVI столетии) и до 1945 г. Вечный и нередко жестокий конфликт империализмов занимал столь же важное место в трансформации мира, как и классовая борьба, выражающая фундаментальные противоречия капитализма. Более того, социальная борьба и столкновения между империализмами тесно связаны, и эта связь определила направление реально существующего капитализма. Анализ, который я предложил в связи с этим, сильно отличается от идеи «преемственности гегемоний» 2 .

Вторая Мировая война завершилась важной трансформацией в формах империализма, заменившей множество империализмов, находящихся в состоянии постоянного конфликта, коллективным империализмом. Этот коллективный империализм представляет собой ансамбль центров мировой капиталистической системы, или, проще, триады: Соединенных Штатов и их внешней канадской провинции, Западной и Центральной Европы, и Японии. Эта новая форма империалистической экспансии прошла через различные фазы своего развития, но беспрерывно существовала с 1945 г. Роль США как гегемона нужно рассматривать с этой точки зрения, и каждый случай этой гегемонии должен рассматриваться исходя из отношений нового коллективного империализма. Именно проблемы, вырастающие из перечисленных вопросов, я и хочу здесь рассмотреть.

США экономически выиграли от Второй Мировой войны, сокрушившей их принципиальных соперников – Европу, Советский Союз, Китай и Японию. Это было отличным положением для укрепления их экономической гегемонии, поскольку более половины мирового промышленного производства было сконцентрировано в США, в особенности, технологии, которые будут определять развитие во второй половине века. Кроме того, они одни располагали ядерным оружием – новым тотальным средством уничтожения.

Это двойное преимущество было, тем не менее, растрачено за относительно короткий период времени, два десятилетия, из-за экономического подъема капиталистических Европы и Японии, и военного – Советского Союза. Мы должны помнить, что это относительное снижение американской мощи привело к активным спекуляциям об упадке Америки, нередко дополняемым предположениями о возможных альтернативных гегемонах (включая Европу, Японию и, позднее, Китай).

В это время возник голлизм. Шарль де Голль верил, что целью США с 1945 г. был контроль над всем Старым Светом (Евразией). Вашингтон стратегически стремился к разделению Европы – которая, по мнению де Голля простиралась от Атлантики до Урала, включая Советскую Россию – вызывая призрак агрессии из Москвы, призрак, в который де Голль никогда не верил. Его анализ был реалистичен, но он оказался практически одинок. В противовес атлантизму, продвигаемому Вашингтоном, он рисовал в своем воображении контр-стратегию, основывающуюся на франко-германском согласии и создании неамериканской Европы, мягко отторгающей Великобританию, которая справедливо рассматривалась как троянский конь атлантизма. У Европы был путь к сотрудничеству с Советской Россией. Сотрудничая и двигаясь вместе, три больших европейских народа – французы, немцы и русские – могли бы положить конец американскому проекту мирового господства. Внутренний конфликт, характерный для европейского проекта, сводится к двум альтернативам: атлантической Европе, в которой Европа выступает придатком американского проекта, и неатлантической Европе, включающей Россию. Этот конфликт до сих пор не разрешен. Но последующий ход событий – конец голлизма, принятие Великобритании в Европейский Союз, европейская экспансия на восток, крушение СССР в совокупности привели к упадку европейского проекта из-за его двойного растворения в неолиберальной экономической глобализации и политическом и военном равнении на Вашингтон. Более того, эти события возродили мощь коллективного характера империализма триады.

2. Проект американского правящего класса: глобализация доктрины Монро

Нынешний американский проект, самонадеянный, безумный и преступный, не возник в голове Джорджа У. Буша, чтобы воплотиться в жизнь силами крайне правой хунты, получившей власть на сомнительных выборах. Это проект, который американский правящий класс вскармливал с 1945 г., несмотря на то, что в его реализации были свом взлеты и падения, и не всегда была возможность осуществлять его с настойчивостью и жестокостью, продемонстрированной после распада Советского Союза.

Этот проект всегда уделял решающее значение военному измерению. Очень быстро США разработали глобальную военную стратегию, разделив планету на регионы и передавая ответственность за контроль над каждым из них Американскому Военному Командованию. Целью было не только окружить СССР (и Китай), но и обезопасить положение Вашингтона в качестве последней инстанции для всего мира. Иными словами, произошло распространение доктрины Монро на всю планету, что дало Соединенным Штатам исключительное право управлять всем миром в соответствии с тем, что определено как их национальные интересы.

Этот проект предполагает, что верховенство национальных интересов США должно быть поставлено над всеми остальными принципами, контролирующими законное политическое поведение, что побуждает к систематическому недоверию ко всем наднациональным правам. Конечно, империализмы прошлого не поступали по-другому, и те, кто стремится минимизировать и оправдать возможности – и преступное поведение – современного истеблишмента США используют этот аргумент и находят исторические примеры.

Из-за того, что ужасы Второй Мировой войны были результатом конфликта империализмов и презрения фашизма к международному праву, была основана ООН, провозгласившая новый принцип о нелегитимном характере ранее существовавшего права самостоятельно начинать войну. США не только соотносили себя с новым принципом, но и были одной из первых сил, поступавших таким образом.

Эта положительная инициатива – поддержанная людьми всего мира – представляла собой качественный сдвиг и открывала дорогу к прогрессу цивилизации, но никогда не имела уважения со стороны правящего класса США. Власть предержащие в Вашингтоне всегда недолюбливали саму идею ООН, и сегодня грубо провозглашают то, что они стремились скрывать до последнего времени: что они не принимают идею международного права, высшего по отношению к тому, что они рассматривают как защиту своих собственных национальных интересов. Мы не можем принять оправданий этого отката к нацистскому видению, которое привело к распаду Лиги Наций. Требование придерживаться международного права, талантливо и элегантно сделанное французским министром иностранных дел Домиником де Виллепином на заседании Совета Безопасности – это не ностальгический взгляд в прошлое, а, наоборот, напоминание о том, каким должно быть будущее. В данном случае, США защищали прошлое, время которого, согласно любому приемлемому мнению, ушло.

Воплощение американского проекта закономерно прошло через ряд последовательных фаз, которые определялись определенными властными отношениями.

Сразу после Второй Мировой войны, американское превосходство было не только принято, но и поддержано буржуазией Европы и Японии. Поскольку угроза советского вторжения казалась убедительной только слабоумным, постоянные заклинания о ней послужили хорошую службу правым, равно как и социал-демократам, преследуемым их соперниками-коммунистами. Тогда кто-то мог поверить, что коллективный характер нового империализма был связан с этим политическим фактором, и что как только их подчиненное положение в отношениях с США будет преодолено, Европа и Япония начнут искать возможностей освободиться от неуклюжего и поэтому бесполезного надзора Вашингтона. Но это был не тот случай. Почему?

Мое объяснение связано с подъемом национально-освободительных движений в Азии и Африке в течении двух десятилетий, последовавших за конференцией в Бандунге в 1955 г., приведшей к возникновению движения неприсоединения, и поддержкой, которую они получили от Советского Союза и Китая. Империализм был вынужден не только принять мирное сосуществование с огромной территорией, ушедшей из под его контроля (социалистическим миром), но и договариваться об условиях участия азиатских и африканских стран в империалистической мировой системе. Единение триады под американским превосходством казалось полезным для управления отношениями Севера и Юга в эту эпоху. Поэтому неприсоединившиеся государства оказались в состоянии конфронтации с практически неделимым западным блоком.

Крах Советского Союза и удушение популистских националистических режимов, рожденных национально-освободительными движениями, привели к энергичному развертыванию имперского проекта Соединенных Штатов на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке. На самом деле, кажется, что проект осуществляется в интересах коллективного империализма, во всяком случае, вплоть до определенного момента (на чем я остановлюсь позже). Он выражается в экономическом управлении миром на основе принципов неолиберализма, проводимых в жизнь Большой семеркой и институтами, находящимися в ее подчинении (ВТО, Всемирный Банк, МВФ), и планами по структурному приспособлению, удушающими третий мир. Даже на уровне политики ясно, что изначально европейцы и японцы присоединились к американскому проекту. Они приняли маргинализацию ООН в пользу возвышения НАТО во время войны в Персидском заливе в 1991 г., и войны 1999 г. в Югославии и Центральной Азии. Эта стадия до сих пор не закончена, даже несмотря на то, что война в Ираке в 2003 г. показала некоторые несогласия.

Правящий класс Соединенных Штатов открыто провозглашает, что он не допустит восстановления никакой экономической и военной силы, способной поставить под вопрос его монополию на планетарное господство, и из-за этого, дал себе право на ведение превентивных войн. Целью могут выступить три принципиальных противника.

Во-первых, это Россия, чье расчленение, после того, как это произошло с СССР, с этого времени выступает как главная стратегическая цель Соединенных Штатов. Российский правящий класс этого до сих пор так и не понял. Кажется, он убежден, что после поражения в войне возможно восстановление, как это было с Германией и Японией. Он забывает, что Вашингтону восстановление этих двух бывших противников было нужно для отражения советского вызова. Новая ситуация полностью отличается: у США больше нет серьезного противника. И их первое стремление – разрушить разоренную Россию окончательно и бесповоротно. Поймет ли это Путин, и начнет ли процесс освобождения российского правящего класса от его иллюзий?

Во-вторых, это Китай, чей рост и экономические успехи волнуют США. Американской стратегической целью является расчленение этой большой страны.

Европа идет третьей в этой глобальной мечте новых повелителей мира. Но здесь американский истеблишмент не кажется озабоченным, во всяком случае, настолько. Безусловный атлантизм немногих (Великобритания, равно как и новые вассалы на востоке), соединение интересов господствующего капитала коллективного империализма триады и слабость европейского проекта (проблема, к которой я вернусь), совместно приводят к упадку этого проекта. Кажется, что европейскому крылу американского проекта, как дипломатии Вашингтона, удалось удержать Германию в повиновении. Включение в союз и завоевание Восточной Европы даже укрепило этот альянс. Германию поощрили на возобновление традиции натиска на Восток, и роль, которую Берлин сыграл в распаде Югославии быстрым признанием независимости Словении и Хорватии, была ее отражением. В остальном, Германия была вынуждена придерживаться линии Вашингтона. Происходят ли сейчас какие-то изменения? Немецкий политический класс находится в нерешительности и может разделиться в зависимости от отношения к стратегическим целям. Альтернативой атлантизму может стать подъем нарождающейся оси Париж – Берлин – Москва, которая затем могла бы стать наиболее важной опорой европейской системы, независимой от Вашингтона.

Нужно заново осмыслить главный вопрос, то есть природу и потенциальную силу коллективного империализма триады, и противоречия и слабость его руководства, осуществляемого США.

3. Коллективный империализм триады и гегемония Соединенных Штатов: их сочленение и противоречия

Сегодняшний мир в военном смысле однополярен. В то же время, появились некоторые разногласия между США и некоторыми европейскими странами, требующими учитывать, по крайней мере, в теории, принципы либерализма к политическому управлению глобальной системой. Являются ли эти разногласия только временными, или они – провозвестники дальнейших изменений? Необходимо проанализировать во всей их сложности логику новой фазы коллективного империализма (отношений Север – Юг на сегодняшнем языке) и особые цели американского проекта. Я сжато и последовательно рассмотрю пять вопросов.

Эволюция нового коллективного империализма

Формирование нового коллективного империализма берет начало в трансформации условий конкуренции. Всего несколько десятилетий назад крупные фирмы вели конкурентную борьбу, главным образом, на национальных рынках, американский ли это рынок (самый большой национальный рынок в мире), или рынки европейских государств (несмотря на их скромный размер, делавший их неполноценными по отношению к США). Победители в национальной конкуренции могли выходить на мировой рынок. Сегодня размер рынка, необходимого для победы в первом этапе конкурентной борьбы составляет около 500-600 миллионов потенциальных потребителей. Борьба должна вестись непосредственно за глобальный рынок. И те, кто доминирует на этом рынке, затем утверждают свою власть на соответствующих национальных территориях. Таким образом, интернационализация становится основным полем деятельности больших компаний. Таким образом, в паре национальное/глобальное изменяется причинно-следственная связь: раньше национальная сила обеспечивала глобальное присутствие, теперь – наоборот. Поэтому, транснациональные компании, какой бы ни была их национальная принадлежность, имеют общие интересы в управлении мировым рынком. Эти интересы накладываются на различные торговые конфликты, которые определяют все формы соревнования, характерные для капитализма, безотносительно к их природе.

Солидарность господствующих групп транснационального капитала членов триады реальна, и выражается в их сплочении вокруг глобального неолиберализма. США с этой точки зрения можно рассматривать как защитника (военного, если необходимо) этих общих интересов. Тем не менее, Вашингтон совсем не стремится к равному распределению прибылей от своего господства. США стремятся, наоборот, превратить своих союзников в вассалов, и поэтому согласны только на небольшие уступки своим младшим союзникам по триаде. Приведет ли этот конфликт интересов внутри господствующего капитала к краху атлантического альянса? Не невозможно, но маловероятно.

Место Соединенных Штатов в мировой экономике

Общераспространенной является точка зрения, что военная сила США – это только вершина айсберга, отражающая их первенство во всех сферах, прежде всего, экономической, но также и политической и культурной. Поэтому невозможно избежать подчинения гегемонии, на которую они претендуют.

Напротив, я утверждаю, что в системе коллективного империализма США не имеют решающих экономических преимуществ. Американская система производства далека от того, чтобы быть наиболее эффективной в мире. На самом деле, немногие ее сектора смогли бы выдержать конкуренцию в условиях действительно свободного рынка, о котором мечтают либеральные экономисты. Торговый дефицит, возрастающий год за годом, вырос со 100 млрд. долларов в 1989 г. до 500 млрд. долларов в 2002 г. Более того, в этот дефицит вовлечены практически все сферы производства. Даже когда-то завоеванная прибыль в сфере высоких технологий, составлявшее 35 млрд. долларов в 1990 г., сейчас превратилась в дефицит. Соревнование между ракетами Ariane и NASA, между Airbus и Boeing, свидетельствует об уязвимости американского преимущества. США противостоят Европа и Япония в сфере высокотехнологичных продуктов, Китай, Корея, и другие азиатские и латиноамериканские индустриальные страны в производстве товаров широкого потребления, и Европа и юг Латинской Америки в сфере сельского хозяйства. Вероятно, США не смогут достичь преимущества, если не обратятся к внеэкономическим мерам, нарушая принципы либерализма, диктуемые своим конкурентам!

Фактически, США выигрывают только за счет относительного преимущества в ВПК, именно потому что этот сектор функционирует в значительной мере за рамками правил рынка и пользуется правительственной помощью. Это преимущество, конечно, приносит определенные выгоды и гражданской сфере (Интернет – лучший пример), но приводят и к серьезным искажениям, приводя к отставанию многих секторов производства.

Рост во время правления Клинтона, выставляемый напоказ как результат либеральной политики, которой, к сожалению, сопротивлялась Европа, фактически был в большой мере надуманным, и, в любом случае, нераспространимым, поскольку он основывался на движении капиталов, означавшем стагнацию экономик партнеров. Во всех секторах реального производства американский рост не превышал европейского. Американское чудо было результатом ростом потребления, вызванного увеличением социального неравенства (финансовые и личные услуги, легионы юристов и отряды частной полиции). В этом смысле, клинтоновский либерализм несомненно подготовил условия для реакционной волны и позднейшей победы Буша.

Причины ослабления американской производственной системы сложны. Разумеется, они не являются простым стечением обстоятельств, и не могут быть исправлены, например, установлением правильного валютного курса или более благоприятного соотношения между выплатами и производительностью. Они структурны. Посредственность системы образования и глубоко укорененные ошибочные убеждения в отношении предпочтительности частной собственности в ущерб общественным службам – одни из главных причин кризиса, переживаемого американским обществом.

Вызывает удивление, что европейцы, не делая никаких выводов из проблем американской экономики, активно ее имитируют. Здесь нельзя объяснить все либеральным вирусом, хотя он и играет важную для системы роль, парализуя левых. Широкое распространение приватизации и демонтаж общественных служб только сведут на нет преимущества «старой Европы» (как называет ее Буш). Однако, каким бы ни был урон, который нанесут эти меры в долгосрочной перспективе, в краткосрочной перспективе они принесут дополнительные прибыли господствующему капиталу.

Специфические цели американского проекта

Гегемонистическая стратегия США осуществляется в рамках нового коллективного империализма.

У конвенциональных экономистов нет аналитических средств для понимания этих целей. Они повторяют adnauseam, что в новой экономике сырьевые материалы, поставляемые из третьего мира, обречены на потерю своего значения и поэтому третий мир становится все более маргинальным в мировой системе. В противовес этим наивным и пустым утверждениям у нас есть «Майн Кампф» администрации Буша 4 , и из нее явственно следует, что США активно работают над контролем за природными богатствами планеты для удовлетворения своих потребительских потребностей. Поход за полезными ископаемыми (прежде всего, нефтью, но и другими ресурсами тоже) выразился во всей этой ярости. Тем более, что объемы этих ресурсов уменьшаются не только из-за раковой опухоли западного потребительства, но и из-за новой индустриализации периферии.

Более того, значительному числу стран Юга приходится наращивать свое промышленное производство как для потребностей своих внутренних рынков, так и для поддержания роли на мировом рынке. Как импортеры технологий, капитала, так же как и конкуренты в экспорте, они обречены нарушать глобальный экономический баланс. И это касается не только восточно-азиатских стран, вроде Кореи, но и огромного Китая, и, завтра, Индии и больших стран Латинской Америки. Однако, далеко не являясь фактором стабилизации, ускорение капиталистической экспансии на Юге может привести только к жестоким конфликтам, внутренним и внешним. Причина по которой эта экспансия не может быть абсорбирована в существующих условиях – огромный резерв рабочей силы, сконцентрированный на периферии. Фактически, периферии системы остаются зоной бури. Центры капиталистической системы вынуждены усиливать свой контроль над перифериями и подчинять мировое население безжалостной дисциплине, направленной в первую очередь на удовлетворение их потребностей.

С этой точки зрения, американский истеблишмент прекрасно понял, что преследуя цели укрепления своей гегемонии, у него есть три решающих преимущества перед Европой и Японией в этой борьбе: контроль над природными богатствами мира, военная монополия и значение англо-саксонской культуры, наилучшим образом выражающей идеологическое господство капитализма. Систематическое использование этих трех преимуществ обнажает многие аспекты американской политики: постоянные попытки Вашингтона установить военный контроль над богатым нефтью Ближним Востоком; их агрессивную стратегию в отношении Китая и Кореи – с пользованием выгодами от поразившего последнюю «финансового кризиса»; их искусную игру по увеличению размежевания в Европе – мобилизацию безусловно союзной Британии и препятствий установлений тесных связей между Европейским Союзом и Россией. На уровне глобального контроля над ресурсами планеты, у США есть решающее преимущество перед Европой и Японией. Дело не только в том, что США – единственная военная сила международного масштаба, и поэтому без них не может обойтись ни одна серьезная интервенция в третьем мире, но и в том, что Европа (за исключением бывшего СССР) и Япония не имеют существенных ресурсов для своей экономики. Например, их зависимость в энергетическом секторе, в частности, их зависимость от нефти Персидского Залива, будет сохраняться в течение продолжительного времени, даже если и снизится в какой-то мере. Осуществляя военный контроль над этим регионом через иракскую войну, США продемонстрировали, что они прекрасно осознают полезность этого способа давления, дающего возможность воздействия на (союзных) конкурентов. Не так давно Советский Союз также понял уязвимость Европы и Японии, и советские интервенции в третьем мире были призваны напомнить им об этом, а также призвать к переговорам на других условиях. Было ясно, что проблемы Европы и Японии могли стать причиной для серьезного сближения между Европой и Россией («общего дома» Горбачева). По этой причине, формирование Евразии остается кошмаром Вашингтона.

Конфликт между США и партнерами по триаде

Хотя партнеры по триаде разделяют общие интересы по глобальному управлению коллективного империализма, выраженные в их взаимодействии с Югом, тем не менее, они находятся в состоянии потенциального конфликта.

Европа, и весь мир в общем, будут вынуждены избрать одну из двух стратегических альтернатив: инвестировать их капитал (то есть, сбережения), обеспечивая продолжение финансирования американского дефицита (потребления, инвестиций и военных расходов) или законсервироваться и инвестировать прибавочный продукт в своих пределах.

Конвенциональные экономисты игнорируют эту проблему, делая бессмысленные предположения о том, что исходя из того, что глобализация предположительно упразднила национальное государство, больше невозможно управлять первостепенными экономическими факторами (сбережениями и инвестициями) на национальном уровне. Но как бы это глупо ни звучало, сама идея необходимости накопления и инвестиций на мировом уровне оказывается действительно полезной для оправдания и поддержки финансирования дефицита США другими странами. Этот нонсенс – хороший пример тавтологических рассуждений, когда выводы, на которые рассчитывают в итоге, закладываются изначально.

Почему же эту глупость принимают? Несомненно, что команды экономистов, окружающих европейский (равно как и русский и китайский) политический класс справа, точно так же как и электоральные левые, сами являются жертвами экономического отчуждения, которое я называю либеральным вирусом. Кроме того, в этой точке зрения отражается политическое решение крупного транснационального капитала. Суть этого решения в том, что преимущества, достигаемые управлением глобализированной системой со стороны США в интересах коллективного империализма, превышают его недостатки – дань, которая должна быть заплачена Вашингтону за обеспечение стабильности. В действительности, это именно дань, а не инвестиции на условиях возврата. Есть страны, рассматриваемые как бедные должники, которые всегда заставляют обслуживать их внешний долг любой ценой. Но есть также и богатая страна-должник, которая может обесценить свой долг, если сочтет это нужным.

Другая альтернатива для Европы (и всего остального мира) будет состоять в прекращении этих переливаний в пользу США. Прибавочный продукт может использоваться на местном уровне (в Европе) и экономика оживет. Перетекание капитала заставляет европейцев принимать политику, которая на вводящем в заблуждение языке конвенциональной экономической теории называется «дефляционистской» и которую я называю стагнационной – направленной на вывоз прибыли, полученной в результате экспорта. Это делает восстановление Европы зависимым от искусственной поддержки со стороны США. Мобилизация этого прибавочного продукта для обеспечения занятости в Европе будет означать оживление потребления (благодаря восстановлению социального измерения экономического управления, пораженного либеральным вирусом), инвестиций (прежде всего, в новых технологиях и исследованиях), и даже военных расходах (это сократит преимущество США в этой сфере). Избрание этой альтернативы будет означать смещение баланса социальных отношений в сторону трудящихся классов. В Европе это является возможной альтернативой для капитала. Контраст между США и Европой лежит не в плоскости интересов доминирующих сегментов их капитала. В первую очередь, он происходит из различий в их политических культурах.

Вопросы теории, поднимаемые предшествующими размышлениями

Сотрудничество и конкуренция партнеров по коллективному империализму в деле контроля над Югом – изъятия природных богатств и подчинение людей – может быть проанализировано с разных точек зрения. Я сделаю три замечания, которые мне кажутся особенно важными.

Во-первых, современная мировая система, которую я рассматриваю как систему коллективного империализма, является не менее империалистической, чем предшествующие. Это не «Империя», имеющая «посткапиталистическую» природу 5 .

Во-вторых, я предлагаю рассматривать историю капитализма как глобальную изначально, сосредотачивая внимание на различиях между разными стадиями империализма (или центро-периферийных отношений).

В-третьих, интернационализация – это не синоним унификации экономической системы путем дерегулирующего открытия рынков. Последнее – в своих сменяющихся исторических формах (свобода торговли вчера, свобода для компаний сегодня) – всегда является только проектом доминирующего в то время капитала. В действительности, этот проект почти всегда навязывался на условиях, не имеющих отношения к специфической внутренней логике. Он никогда не может быть воплощен, за исключением коротких периодов истории. «Свободный обмен», продвигаемый наибольшей промышленной державой того времени, Великобританией, был эффективен только двадцать лет (1860 – 1880 гг.) и сменился столетием (1880 – 1980 гг.), характеризовавшемся как межимпериалистический конфликт, серьезное отделение от мировой системы социалистических стран и более скромное отделение стран с популистскими националистическими режимами (в эру Бандунга с 1955 по 1975 гг.). Нынешний период новой унификации мирового рынка, проводимый в жизнь неолиберализмом с 1980-х гг., и расширившийся на всю планету с распадом СССР, вряд ли будет иметь хорошую судьбу. Хаос, который он порождает, свидетельствует, что он представляет собой «вечную утопию капитала», как я описываю эту систему с 1990 г.

4. Ближний Восток в империалистической системе

Региональное господство США после падения СССР

Ближний Восток, рассматриваемый вместе с приграничными территориями Кавказа и постсоветской Средней Азией, занимает очень важное положение в геостратегии и геополитике империализма и, в частности, гегемонистического проекта США. Он обязан этим положением трем факторам: богатству его нефтяных месторождений, его географическому положению в сердце Старого Света, и тому, что он представляет собой уязвимое место мировой системы.

Доступ к сравнительно дешевой нефти жизненно необходим для господствующей триады, и лучшее средство обеспечения этого доступа – уверенный политический контроль над территорией.

Но регион в не меньшей мере важен и благодаря его географическому положению, будучи центром Старого Света, и располагаясь на равном расстоянии от Парижа, Пекина, Сингапура и Йоханнесбурга. В былые времена, контроль над этим перекрестком давал Халифату преимущества в получении выгоды от торговли на большие расстояния. После Второй Мировой войны регион, располагаясь на юг от Советского Союза, был необходим для военной стратегии окружения СССР. И регион не утратил своего значения с падением противника. Американское господство в регионе ослабляет Европу, зависящую от энергоснабжения с Ближнего Востока, до положения вассала. Поскольку Россия подавлена, Китай и Индия тоже становятся уязвимыми для постоянного энергетического шантажа. Контроль над Ближним Востоком позволяет расширить доктрину Монро на Старый Свет, осуществляя задачи гегемонистического проекта США. Но продолжительные и постоянные, начиная с 1945 г., попытки Вашингтона обеспечить контроль над регионом, не привлекая Великобританию и Англию, не увенчались успехом. Можно вспомнить провал попытки присоединить регион к НАТО через Багдадский пакт, и падение одного из наиболее верных союзников, шаха Ирана.

Причина очень проста, и состоит в том, что арабский (и иранский) националистический популизм стремительно вошел в конфликт с устремлениями американского гегемонизма. Арабский проект стремился заставить сверхдержавы признать независимость арабского мира. Движение неприсоединения, сформированное в 1955 г. в Бандунге на съезде национально-освободительных движений стран Азии и Африки, было сильнейшим течением того времени. В СССР быстро поняли, что поддерживая этот проект, можно противодействовать агрессивным планам Вашингтона.

Эта эпоха подошла к концу, в первую очередь, из-за того, что популистский националистический проект арабского мира быстро утратил потенциал преобразований, и националистические режимы превратились в диктатуры, лишенные планов и надежды на изменение. Вакуум, созданный этим сдвигом, открыл дорогу для политического ислама и отсталых автократий Персидского Залива, любимых друзей Вашингтона. Регион стал одним из слабых мест глобальной системы, уязвимым к внешнему вмешательству (включая военное), которое местные режимы из-за отсутствия легитимности неспособны сдерживать или отразить. Регион представлял, и продолжает представлять, зону наибольшей важности (вроде Карибских островов) в американском военном разделении целой планеты – зону, в которой США предоставили себе «право» на военное вмешательство. С 1990 года они ни в чем себе не отказывали!

США действуют на Ближнем Востоке в тесном взаимодействии с их двумя безусловными союзниками – Турцией и Израилем. Европа удалена из региона и вынуждена принимать то, что США защищают там глобальные жизненные интересы триады, то есть снабжение нефтью. Несмотря на явные признаки раздражения после иракской войны, в этом регионе европейцы в целом продолжают идти в фарватере Вашингтона.

Роль Израиля и палестинское сопротивление

Израильская колониальная экспансия представляет собой действительный вызов. Израиль – единственная страна мира, отказывающаяся признать свои границы, как они были определены (и из-за этого должна быть лишена права быть членом ООН). Как США в XIX веке, Израиль претендует на право завоевывать новые территории для экспансии своей колонизации, и преследовать тысячелетиями живших там людей, как «краснокожих». Израиль – единственная страна, открыто провозглашающая невыполнение резолюций ООН.

Война 1967 г., запланированная в согласии с Вашингтоном в 1965 г., преследовала несколько целей: начать разрушение популистских националистических режимов, разорвать их альянс с Советским Союзом, заставить их сместиться на проамериканские позиции, открыть новые территории для сионистской колонизации. На территориях, завоеванных в 1967 г., Израиль установил систему апартеида, вдохновленную южноафриканской моделью.

Здесь интересы господствующего капитала встречаются с интересами сионизма. Богатый, сильный и модернизированный арабский мир поставил бы под вопрос право Запада на захват его нефтяных ресурсов, которые так необходимы для продолжения расточительства, ассоциирующегося с накоплением капитала. Поэтому, политическим силам в странах триады – верным слугам транснационального капитала – не нужен модернизированный и сильный арабский мир.

Таким образом, союз между западными странами и Израилем основывается на их общих интересах. Этот союз ни в коей мере не является ни результатом европейского чувства вины за антисемитизм и преступления нацизма, ни умения «еврейского лобби» эксплуатировать это чувство. Если бы Запад решил, что его интересам угрожает сионистский колониальный экспансионизм, они бы быстро нашли способы преодолеть комплекс вины и нейтрализовать лобби. Нет никаких сомнений в том, что общественное мнение в демократических странах не определяет поведение власти. Мы знаем, что это мнение также фабрикуется. Израиль не смог бы сопротивляться больше нескольких дней даже в условиях умеренной блокады, навязанной западными странами Югославии, Ираку и Кубе. Поэтому было бы нетрудно привести Израиль в чувство и создать условия для действительного мира, если бы было реально стремление сделать это, но его нет.

Вскоре после поражения в войне 1967 г., египетских президент Анвар Садат провозгласил, что поскольку у США на руках «90 % всех карт» (его выражение), необходимо порвать с Советским Союзом и войти в западный лагерь. Он думал, что сделав так, можно будет повлиять на Вашингтон, чтобы он оказал давление на Израиль, образумив его. Кроме общих с Садатом стратегических идей, неправильность которых была доказана последующими событиями, арабское общественное мнение не осознавало динамики глобальной экспансии капитализма, и еще меньше было способно понять его действительные противоречия и слабости. Оно до сих пор убеждено, что «когда-нибудь Запад поймет, что в его собственных долгосрочных интересах поддерживать хорошие отношения с двухсотмиллионным арабским миром и не жертвовать этими отношениями для бессмысленной поддержки Израиля». То есть, неявным образом предполагается, что «Запад», который является имперским центром капитала, стремится модернизировать и развивать арабский мир, а не удерживать его в состоянии беспомощности, для чего поддержка Израиля очень полезна.

Выбор, сделанный арабскими правительствами, за исключением Сирии и Ливана, который привел их к принятию через переговоры в Мадриде и Осло (1993 г.) американского плана так называемого окончательного мира, конечно, не мог принести результаты, на которые они рассчитывали, то есть сдерживание экспансионистского проекта Израиля. Сегодня, открыто отрицая условия соглашения в Осло, Ариэль Шарон ясно демонстрирует то, что было понятно изначально – что это был не проект окончательного мира, а открытия новой фазы сионистской колониальной экспансии.

Израиль и западные страны, поддерживающие его проект, погрузили регион в состояние постоянной войны. В свою очередь, это состояние постоянной войны усилили автократические арабские режимы. Блокирование любой возможности демократической эволюции ослабляет возможности арабского возрождения, и, таким образом, укрепляет союз господствующего капитала с гегемонистической стратегией США. Круг замкнулся: американо-израильский альянс отлично служит интересам обоих партнеров.

Поначалу система апартеида, разворачивавшаяся с 1967 года, создавала впечатление способной добиться выполнения поставленных перед ней задачи – управления повседневной жизнью оккупированных территорий перепуганными элитами и торговой буржуазией, при внешнем одобрении палестинским народом. Со времени своего изгнания в Тунис ООП, покинувшая регион после вторжения израильской армии в Ливан (1982 г.), казалось, не могла поставить под сомнение сионистскую аннексию.

Первая Интифада вспыхнула в 1987 г. Она отразила выход на сцену народных классов, прежде всего, беднейших сегментов, заключенных в лагеря для беженцев. Интифада ослабила израильскую мощь через организацию систематического гражданского неповиновения. Израиль отвечал жестокостью, но не мог ни возобновить эффективную работу полиции, ни заставить трусливый палестинский средний класс снова захватить власть. Напротив, Интифада призывала к возвращению сосланных политических сил, созданию новых локальных форм организации и вовлечению средних классов в борьбу за освобождение. Интифада была начата молодежью, chebabalIntifada, не организованной в формальные сети ООП, но ни в коей мере не враждебной им. Четыре составляющих ООП («Фатх», подчиняющаяся Ясиру Арафату, Демократический фронт освобождения Палестины, Народный фронт освобождения Палестины и Коммунистическая партия) включились в Интифаду и так заслужили симпатии chebab. «Братья-мусульмане», отодвинутые в тень из-за отсутствия активности в предшествующие годы, если не считать некоторых акций «Исламского джихада» в 1980 г., образовали «Хамас» в 1988 г.

Поскольку через два года первая Интифада начала выдыхаться, а израильские репрессии становились все более жестокими (включая использование огнестрельного оружия против детей и закрытие границы, чтобы перекрыть единственный источник дохода палестинских рабочих), были начаты «переговоры». Инициативу взяли на себя США, организовав встречу в Мадриде (1991 г.) и так называемые Мирные соглашения Осло (1993 г.). Эти соглашения позволили ООП вернуться на оккупированные территории, которые должны были стать Палестинской автономией.

Соглашения в Осло предполагали превращение оккупированных территорий в один или несколько Бантустанов, полностью интегрированных в состав Израиля 6 . Палестинская автономия должна была быть всего лишь псевдогосударством – таким как Бантустан – и фактически быть подчиненной сионистскому порядку.

Возвращаясь в Палестину, ООП – теперь палестинская администрация – стремилась установить этот порядок, но не без некоторой двусмысленности. Администрация включила в свои структуры значительную часть chebab, координировавших Интифаду. Она получила легитимность после референдума 1996 г., в котором приняло участие 80 % палестинцев; подавляющее большинство избрало Арафата президентом автономии. Администрация оказалась в двусмысленном положении: согласиться выполнять функции, возложенные на нее Израилем, США и Европой, то есть, функции правительства Бантустана, или равняться на палестинский народ, отказавшийся подчиняться?

Поскольку палестинский народ отверг бантустанский проект, Израиль решил денонсировать соглашение Осло, однако продолжал диктовать его условия, перейдя исключительно к военной силе. Провокация в святых местах Иерусалима, спланированная военным преступником Шароном в 1998 г. (однако проведенная с помощью лейбористского правительства, разрешившего использование танков), полная победа этого преступника на выборах и его приход к власти (и сотрудничество с ним в этом правительстве голубей вроде Шимона Переса), привели ко второй Интифаде, которая продолжается и теперь.

Принесет ли она палестинскому народу свободу от подчинения сионистскому апартеиду? Еще слишком рано, чтобы сказать определенно. В любом случае, сейчас у палестинского народа есть настоящее движение национального освобождения. Оно имеет свою специфику. Оно не следует стилю однопартийной гомогенности (даже если учитывать, что реальность однопартийных государств всегда более сложна). Его компоненты имеют собственные особенности, собственное видение будущего, включая идеологии, своих воинов и приверженцев, но, вместе с тем, они знают, как сотрудничать в ведении борьбы.

Американский проект для Ближнего Востока

Упадок режимов популистского национализма и исчезновение советской поддержки дали США возможность распространить свой проект на эту территорию.

Контроль над Ближним Востоком – это краеугольный камень вашингтонского проекта глобальной гегемонии. Так же США планируют обеспечить этот контроль? Уже десятилетие как Вашингтон принял инициативу в продвижении любопытного проекта под названием «Общий рынок Ближнего Востока», в который некоторые страны Персидского залива вложат капитал, другие арабские страны обеспечат дешевую рабочую силу, а Израиль установит технологический контроль и оставит за собой функции привилегированного посредника. Этот проект был принят странами Залива и Египтом, но был отвергнут Сирией, Ираком и Ираном. Поэтому было необходимо свергнуть три этих режима. Сейчас это было сделано с Ираком.

Вопрос в том, какой тип политического режима должен быть установлен, чтобы этот проект был устойчив. Вашингтонская пропаганда говорит о «демократиях». На самом деле, возобновление альянса с так называемым «умеренным политическим исламом» (который якобы является единственной силой, способной контролировать ситуацию и предотвращать дрейф в сторону терроризма – а «терроризм» определяется как угроза одним лишь Соединенным Штатам) сейчас представляет собой ось политического выбора Вашингтона. В рамках этой перспективы, поддержание мира будет связываться с устаревшей ближневосточной социальной системой.

Сталкиваясь с распространением американского проекта, Европа предложила свой собственный проект, которому было дано имя «Европейско-средиземноморского партнерства». Это определенно малодушный проект, отягощен пустой болтовней, которая, конечно, так же предлагает примирить арабские страны с Израилем. А исключив страны Залива из европейско-средиземноморского диалога, стало ясно, что управление и контроль над этими странами находится в исключительной ответственности Вашингтона.

Резкий контраст между дерзостью американского проекта и слабостью европейского – хороший показатель того, что реально существующий атлантизм не предполагает равенства США и Европы в ответственности и участии в принятии решений. Тони Блэр, адвокат создания однополярного мира, считает, что это положение можно оправдать, поскольку атлантизм будет основываться на более равномерном распределении полномочий. Самоуверенность Вашингтона с каждым днем делает эту надежду все более иллюзорной, если она изначально не была попыткой обмануть европейское общественное мнение. Реализм сталинского утверждения, что нацисты «не знали, где было нужно остановиться» полностью подходит к тем, кто правит США. Блэр взывает к надеждам, похожим на веру в то, что Муссолини сможет умиротворить Гитлера.

Возможен ли другой выбор Европы? Начал ли он приобретать очертания? Не выступает ли речь Ширака, в которой он выступает против «однополярного атлантического» мира (что для него фактически является синонимом односторонней гегемонии США) предвестником создания многополярного мира и конца атлантизма? Чтобы это стало реальностью, Европа сначала должна освободиться от зыбучего песка, в котором она сейчас вязнет.

5. Европейский проект в либеральном болоте

Все правительства европейских государств присягнули основным положениям либерализма. Это однообразие европейских стран означает полное уничтожение европейского проекта из-за двойного ослабления, экономического (преимущества экономики ЕС растворяются в экономической глобализации) и политического (исчезает европейская политическая и военная автономия). В настоящее время не существует никакого европейского проекта. Он замещается северо-атлантическим (а, в конечном счете, триады) проектом под американским руководством.

После Второй Мировой войны Западная Европа смогла сравняться с США в экономике и технологиях. После 1989 г. исчезла советская угроза, равно как и противоречия, которыми была отмечена европейская история последних полутора столетий – примирились Франция, Германия и Россия. Потенциал этих изменений остается все еще нереализованным. Конечно, они происходят на экономической основе, преобразованной в соответствии с принципами либерализма. Но этот либерализм до 1980-х гг. был довольно умеренным благодаря социал-демократическому историческому компромиссу, который заставил капитал приспосабливаться к требованиям социальной справедливости, выдвигаемым трудящимися. Однако, потом началось создание новой социальной структуры, вдохновленной американским, антисоциальным либерализмом.

Этот поворот погрузил европейские общества в многомерный кризис. Прежде всего, это экономический кризис, неизбежно сопровождающий либеральный выбор. Кризис был усугублен тем, что европейские страны обеспечивали экономические условия американского превосходства: Европа до последнего времени соглашалась финансировать дефицит США, пренебрегая своими собственными интересами. Затем последовал социальный кризис, в котором необходимо выделить рост сопротивления и борьбы народных масс против фатальных последствий либерального выбора. Наконец, можно увидеть начало политического кризиса в отказе от подчинения, во всяком случае, безоговорочного, американским стремлениям к бесконечной войне против Юга.

Войны «madeinUSA» расшевелили общественное мнение (последний случай с Ираком имел глобальный эффект) и даже некоторые правительства, включая Францию, Германию, Россию и Китай. Но эти же страны не поставили под сомнение их преданное следование либеральной политике. Это главное противоречие разрешится либо дальнейшим подчинением требованиям Вашингтона, либо действительным разрывом, означающим конец атлантизма.

Главный политический вывод, который я делаю из этого анализа: Европа не может выйти за пределы атлантизма, пока политическая власть находится в руках господствующего транснационального капитала. Только если социальная и политическая борьба сможет привести к новому историческому компромиссу между капиталом и трудом, Европа сможет отдалиться от Вашингтона, делая возможным европейский проект. В этих условиях Европа также могла бы – и должна – быть вовлечена на международном уровне в отношения с Востоком и Югом на других условиях, чем нынешние условия коллективного империализма. Этот курс должен положить начало долгому маршу за пределы капитализма. Иными словами, Европа будет слева или ее не будет вообще.

Перевод Юрия Дергунова

Примечания

1 Samir Amin, Class and Nation (New York: NYU Press, 1981); Samir Amin, Eurocentrism, (New York: Monthly Review Press, 1989); Samir Amin, Obsolescent Capitalism (London: Zed Books, 2003); Samir Amin, The Liberal Virus (New York, Monthly Review Press, 2004).

2 Литература о «преемственности гегемоний» «западоцентрична» в том смысле, что она рассматривает трансформации, происходящие в сердце системы, как направляющие глобальную эволюцию системы и имеющие решительное и практически исключительное значение. Не нужно недооценивать реакции населения периферий на распространение империализма. Независимость обеих Америк, великие революции, сделанные во имя социализма в России и Китае, восстановление независимости азиатских и африканских стран были вызовами системе, исходящими из периферий. И я не верю, что можно оценивать историю мирового капитализма, не принимая во внимание изменений, в которые был втянут и сам капитализм центра. Поэтому, как мне кажется, историю империализма уместнее рассматривать через конфликт империализмов, чем с точки зрения типа порядка, к которому приводит последовательность гегемоний. Видимые периоды гегемонии всегда были очень короткими, а сами гегемонии – очень относительными.

3 Emmanuel Todd, After the Empire: The Breakdown of the American Order (New York: Columbia University Press, 2003).

4 Office of the White House, The National Security Strategy of the United States, September 2002. http://www.whitehouse.gov/nsc/nss.html .

5 Амин делает аллюзию на книгу Майкла Хардта и Антонио Негри «Империя», в которой с псевдомарксистских позиций обосновывается утверждение о конце империализма и переходе к «новой глобальной форме суверенитета». – Прим. пер.

6 Амин проводит параллели с системой апартеида в ЮАР. – Прим. пер.

Джон Беллами Фостер

ОТКРОВЕННЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ

Макс Бут, старший сотрудник Совета по международным отношениям, настаивает на «страшной опасности», которая грозит США в Ираке и в мире, «если мы не будем использовать всю нашу силу из-за страха перед словом «империализм»… Принимая во внимание историю, американское правительство не должно использовать этот термин в своей риторике. Но оно безусловно должно использовать его на практике». США, говорит он, должны быть «готовы к имперскому правлению без апологетики». Вашингтон может не рассчитывать на «постоянные базы в Ираке… но они должны быть… Если это рождает разговоры об американском империализме, что ж, пусть будет так» (“American Imperialism?: No Need to Run from the Label,” USA Today, 6 мая 2003 г.). Таким же образом, Дипак Лал, колемановский профессор международных исследований по развитию в Университете Калифорнии, Лос-Анджелес, утверждает: «Главной задачей Pax Americana должен быть поиск путей по созданию нового порядка на Ближнем Востоке… Многие выдвигают обвинения, что подобные действия будут актами империализма и во многом будут основываться на стремлении к контролю над ближневосточной нефтью. Но, безусловно, империализм – это как раз то, что нужно для восстановления порядка на Ближнем Востоке» (“In Defense of Empires,” in Andrew Bacevich, ed., The Imperial Tense, 2003).

Эти взгляды, хотя и провозглашаются неоконсерваторами, полностью лежат в русле американской внешней политики. Несомненно, в правящих кругах США существуют лишь небольшие расхождения на тему попыток расширения американской империи. Для Иво Даалдера и Джеймса Линдсея, старших сотрудников Института Брукингза, «настоящая полемика… идет не по вопросу о том, быть или не быть империи, а о том, какой она будет» (New York Times, 10 мая 2003 г.). Майкл Игнатьефф, директор Центра Карра по политике прав человека Гарвардского университета, недвусмысленно утверждает: «Этот новый империализм… гуманитарный в теории, но имперский на практике; он создает «субсуверенитет», в условиях которого государства сохраняют независимость в теории, но не в действительности. Причина, по которой американцы в Афганистане или на Балканах – утверждение имперского порядка в зонах, важных для интересов США. Они там, чтобы защищать порядок от угрозы варваров». Как «последнее военное государство Запада» и последняя «из существующих империй», США несут ответственность за «имперское структурирование и порядок». «По аналогии с Римом… сейчас мы переживаем пробуждение варваров… Они уже получили воздаяние, но кара еще будет падать на их головы» (“The Challenges of American Imperial Power,” Naval War College Review, весна 2003).

Все это отражает реалии американской имперской власти. В своей преамбуле к «Национальной стратегии безопасности Соединенных Штатов», выпущенной осенью 2002 г., президент Джордж У. Буш провозгласил, что с падением Советского Союза теперь существует «одна устойчивая модель национального успеха: свобода, демократия и свободное предпринимательство», воплощенные в американском капитализме. Любое общество, отвергшее это правило, обречено на падение и будет, как это подразумевалось, провозглашено угрозой безопасности США. Основной текст документа сопровождался открытой декларацией целей Вашингтона по стратегическому доминированию в неопределенном будущем. Он провозгласил стремление США к ведению превентивных войн против государств, которые прямо угрожают или могут угрожать господству США в будущем, или могут рассматриваться как непрямая угроза из-за опасности, которую они представляют союзникам США в любой точке мира. Как отмечает новая «Стратегия национальной безопасности», превентивные действия будут применяться, чтобы гарантировать, что никакая страна не сможет быть военным соперником США в будущем. 13 апреля 2004 г. президент Буш провозгласил, что США нуждаются в «продолжении наступления» в безжалостной войне, которая ведется против всех, кто рассматривается как враг.

С 11 сентября 2001 г. США начали войны в Афганистане и Ираке, расширили глобальное распространение системы военных баз и увеличили военные расходы, так что теперь они тратят на армию почти столько же, сколько все остальные государства вместе взятые. Славя американский блицкриг в Ираке, журналист Грег Истербрук провозгласил в New York Times (27 апреля 2003 г.), что американские вооруженные силы являются «сильнейшими из всех, что когда-либо знал этот мир… сильнее, чем Вермахт в 1940 г., сильнее, чем легионы в зените мощи Рима».

Многие критики из лагеря левых отреагировали в духе: «Давайте сбросим этих ублюдков!». Американское правительство во время Буша, как утверждает эта точка зрения, было захвачено неоконсервативной кликой, которая начала проводить новую политику милитаризма и империализма. Например, социолог из Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе Майкл Манн в своей «Непоследовательной империи» (2003) утверждает, что «неоконсервативный курино-ястребиный переворот… привел к захвату Белого Дома и Департамента обороны» с победой Джорджа У. Буша на президентских выборах. Для Манна решение этой проблемы в том, чтобы «выбросить милитаристов из их офисов».

Моя точка зрения приводит меня к другим выводам. Американский милитаризм и империализм пустил глубокие корни в истории США и политико-экономической логике капитализма. Как даже теперь не способны признать сторонники американского империализма, США были империей с самого их основания. «Соединенные Штаты, - пишет Бут в статье «Американский империализм?». – были империей по крайней мере с 1803 г., когда Томас Джефферсон приобрел территорию Луизианы. В XIX веке то, что Джефферсон назвал «империей свободы», распространилось на весь континент». Позднее США завоевали и колонизировали зарубежные территории благодаря испанско-американской войне 1898 г. и в незамедлительно последовавшей жестокой филиппинско-американской войне, которая была оправдана как попытка «нести бремя белого человека». После Второй Мировой войны США и другие крупные империалистические государства отказались от формальных политических империй, но сохранили неформальные экономические империи, сопровождаемые угрозой и, нередко, реальностью военных интервенций. Холодная война замаскировала эту неоколониальную реальность, но она никогда не могла полностью скрыть ее.

Рост империи – это не особенность США и не только результат политики определенных государств. Это систематический результат всей истории и логики капитализма. С момента его рождения в XV и XVI веках капитализм был глобальной экспансионистской системой, иерархически разделенной между метрополиями и сателлитами, центром и периферией. Цель современной империалистической системы, как и в прошлом, - открыть периферийные экономики для инвестиций из капиталистического ядра, таким образом гарантируя постоянный доступ к природным ископаемым по низким ценам и сетевой отток экономического прибавочного продукта из периферии в центр мировой системы. Кроме того, Третий мир рассматривается как источник дешевого труда, представляя собой глобальную резервную армию труда. Экономики периферии ориентированы на удовлетворение внешних потребностей США и других стран ядра капиталистической системы, а не своих собственных внутренних потребностей. Это привело (с некоторыми важными исключениями) к условиям бесконечной зависимости и долговой кабалы в беднейших регионах мира.

Если «новый милитаризм» и «новый империализм» не столь уж и новы, и лежат в русле всей истории США и мирового капитализма, возникает важный вопрос: почему американский империализм стал более откровенным в последние годы, так что его неожиданно открыли для себя и его сторонники, и противники? Всего лишь несколько лет назад некоторые левые теоретики глобализации, такие как Майкл Хардт и Антонио Негри в своей книге «Империя» (2000), утверждали, что эра империализма завершилась, что война во Вьетнаме была последней империалистической войной. Но сегодня империализм гораздо более востребован властной структурой США, чем когда бы то ни было с 1890-х гг. Этот сдвиг можно понять только рассмотрев исторические изменения, случившееся за последние три десятилетия после окончания вьетнамской войны.

Когда вьетнамская война наконец завершилась в 1975 г., США потерпели тяжелое поражение в, как бы это не отрицала идеология Холодной войны, империалистической войне. Поражение совпало с неожиданным падением роста американской и мировой капиталистической экономики в начале 1970-х гг., когда вновь напомнила о себе Немезида стагнации. Обширный экспорт долларов, ассоциировавшийся с войной и ростом империи, создал огромный рынок евродолларов, который играл центральную роль в решении президента Ричарда Никсона об отказе от обеспечения доллара золотом в августе 1971 г., положившему конец золотому стандарту. Это был знак упадка американской экономической гегемонии. Энергетический кризис, ударивший по США и другим ведущим индустриальным государствам, когда страны Персидского залива сократили экспорт нефти в ответ на западную поддержку Израиля в войне Судного Дня продемонстрировал уязвимость США в плане зависимости от зарубежной нефти.

Нежелание населения Америки поддерживать военные интервенции США в странах Третьего мира, которое консерваторы заклеймили «вьетнамским синдромом», в этот период удержали США от использования колоссальной военной машины как ответа на мировой кризис. Американские интервенции были последовательно свернуты и началось отступление империалистической системы: Эфиопия в 1974 г., португальские колонии в Африке (Ангола, Мозамбик и Гвинея-Биссау) в 1974 – 1975 гг., Гренада в 1979 г., Никарагуа в 1979 г., Иран в 1979 г. и Зимбабве в 1980 г.

Самым серьезным поражением американского империализма в конце 1970-х гг. была Иранская революция 1979 г., свергнувшая шаха Ирана, бывшего звеном американского военного господства над Персидским заливом и его нефтью.

Идя на поводу у энергетического кризиса, Ближний Восток стал первоочередной проблемой американской глобальной стратегии. Президент Джимми Картер высказал в январе 1980 г. то, что стало известно как доктрина Картера: «Попытки любой посторонней силы взять под контроль ближневосточный регион будут рассматриваться как угроза жизненным интересам Соединенных Штатов Америки, и ответом на эту угрозу будут любые необходимые методы, включая военную силу». Это было высказано как своеобразная параллель доктрине Монро, провозгласившей претензии США на господство над Америками, и ставшей мнимым «юридическим принципом», оправдывавшем американские военные вторжения в других государствах полушария. Доктрина Картера фактически утверждала, что США претендуют на военное господство над Персидским заливом, находящимся в ведении американской империи, «любыми необходимыми методами». Утверждение США на Ближнем Востоке проходило под аккомпанемент натиска спонсированной ЦРУ войны против советских сил в Афганистане (это была наибольшая тайная война в истории), в которой США привлекли на свою сторону фундаменталистские исламские силы, включая Усаму Бен-Ладена, который вел джихад против советских войск. Ответом за эту войну и последовавшую войну в Заливе стали террористические атаки 11 сентября 2001 г.

Во время эры Рейгана в 1980-х гг. США расширили свое наступление, возобновив гонку вооружений и ища путей свержения революций 1970-х гг. Кроме содействия войне против СССР в Афганистане, они предоставляли военную и экономическую помощь Ираку Саддама Хусейна, содействуя ему в ирано-иракской войне 1980 – 1988 гг.; увеличили прямое военное вовлечение на Ближнем Востоке, проведя безуспешную интервенцию в Ливан в начале 1980-х гг. (войска были выведены только после бомбардировок казарм морской пехоты в 1983 г.); спонсировали тайные операции против недружественных стран и революционных движений во всем мире. Крупнейшие тайные войны велись против сандинистов в Никарагуа и против революционных сил в Гватемале и Сальвадоре. В 1983 г. США вторглись в Гренаду, и, уже при следующем президенте, Джордже Х. У. Буше, как часть кампании по восстановлению контроля над Центральной Америкой, оккупировали Панаму в декабре 1989 г.

Но крушение Советского блока в 1989 г. привело к настоящим изменениям в американском империализме. Как писал Эндрю Бацевич в «Американской империи» (2002), «как победа в 1898 [в испанско-американской войне] превратило Карибы в американское озеро, так победа [в Холодной войне] в 1989 г. сделала весь мир сферой интересов Соединенных Штатов; с этого времени американские интересы лишились границ». Неожиданно, с уходом Советского Союза с мировой сцены (и его скорого распада летом 1991 г.) была открыта возможность широкой военной интервенции на Ближнем Востоке. Сразу же, весной 1991 г., началась война в Заливе. США, хотя им и было известно о готовящемся вторжении Ирака в Кувейт, не возражали против него, пока оно не началось (заявление Саддама Хусейна и ответ посла США Эйприл Глэспи можно прочитать в New York Times International за 23 сентября 1990 г.). Вторжение Ирака дало США повод для полномасштабной войны на Ближнем Востоке. От ста до двухсот тысяч иракских солдат погибли во время военных действий и по меньшей мере пятнадцать тысяч мирного населения погибло непосредственно от американских и британских бомбардировок Ирака (Research Unit for Political Economy, Behind the Invasion of Iraq, 2003). Комментируя главные результаты войны, президент Буш провозгласил в апреле 1991 г.: «С Божьей помощью, мы искоренили вьетнамский синдром».

Тем не менее, США на тот момент решили не развивать свое преимущество и не оккупировать Ирак. Хотя у этого решения, безусловно, было множество причин, среди которых было вероятное отсутствие поддержки со стороны арабских членов коалиции, главной из них были геополитические изменения, произошедшие после распада Советского блока. Положение самого Советского Союза было неустойчивым. Не имея четкого представления о судьбе Советского Союза и геополитической сферы, которую он контролировал, Вашингтон не мог позволить себе оккупацию Ирака. Конец Советского Союза наступил только в следующем месяце.

В 1990-х гг. США (возглавляемые демократом Биллом Клинтоном) участвовали в больших военных интервенциях на Африканском роге, Ближнем Востоке, Карибах и Восточной Европе. Кульминацией стала война в Югославии, в которой США, возглавлявшие НАТО, одиннадцать недель вели бомбардировки, за которыми последовал ввод наземных сил НАТО. Под предлогом прекращения «этнических чисток», война на Балканах имела своей геополитической целью расширение имперской власти США на бывшую советскую сферу влияния.

К концу XX века властвующая элита США начала переход к политике откровенного империализма, невиданного с начала столетия, с американской империей, ныне рассматриваемой как планетарной по своему охвату. Даже с возникновением массового антиглобалистского движения, особенно после протестов в Сиэтле в ноябре 1999 г., истеблишмент США энергично шел к империализму XXI века, продвигающему неолиберальную глобализацию, основывающуюся на американском мировом господстве. «Невидимая рука рынка, - как заметил Томас Фридман, лауреат Пулитцеровской премии и ведущий внешнеполитической колонки в New York Times. – никогда не будет работать без невидимого кулака. McDonald’s не может процветать без McDonnell Douglas, производителя F-15. А невидимый кулак, обеспечивающий безопасность технологиям Кремниевой долины, называется Армия Соединенных Штатов, Военно-воздушные силы, Военно-морские силы и Морская пехота» (New York Times Magazine, 28 марта 1999 г.). Впрочем, «невидимый кулак» являлся невидимым лишь частично, и в последние годы его видно все лучше.

Можно убедиться, что переход к открыто милитаристскому империализму происходил постепенно, в несколько этапов. В течение большей части 1990-х гг. правящий класс США и военный истеблишмент вели закулисные дебаты о том, что делать теперь, когда исчезновение Советского Союза сделало Соединенные Штаты единственной сверхдержавой. Безусловно, не было никаких сомнений в том, что станет экономическим орудием глобальной империи, возглавляемой Соединенными Штатами. 1990-е гг. продемонстрировали усиление неолиберальной глобализации, то есть уничтожение барьеров для капитала, что привело к усилению богатых капиталистических стран центра мировой экономики относительно бедных стран периферии. Ключевым инструментом было основание Всемирной торговой организации в придачу к Всемирному банку и Международному валютному фонду, как организациям, устанавливающим монополистические капиталистические правила игры. С точки зрения большей части мира, более эксплуататорский экономический империализм поднял свою уродливую голову. Но для стран центра мировой экономики неолиберальная глобализация рассматривалась как громкий успех, несмотря на знаки глобальной финансовой нестабильности, о которой заявил азиатский финансовый кризис 1997 – 1998 гг.

Тем не менее, американские правящие круги продолжали обсуждать способ и пределы, в которых США должны развивать свое преимущество, используя свою колоссальную военную силу для продвижения американского глобального первенства в новом «однополярном» мире. Если неолиберализм возник как ответ на экономическую стагнацию, перенося тяжесть экономического кризиса на бедняков планеты, проблема упадка американской экономической гегемонии, похоже, получила совершенно другое решение: утверждение США как военного колосса мировой системы.

Сразу после распада Советского Союза Департамент обороны с подачи Джорджа Буша инициировал пересмотр политики национальной безопасности в свете изменения глобальной ситуации. Доклад, законченный в марте 1992 г. и известный как «Руководство по оборонному планированию», был написан под руководством Пола Вулфовица, тогда – помощника секретаря по политике Департамента обороны. Он указал на то, что главной целью национальной безопасности США должно быть «препятствие возникновению потенциальных глобальных соперников» (New York Times, 8 марта 1992 г.). Последующие дебаты в американском истеблишменте были посвящены не тому, должны ли США стремиться установить глобальное лидерство, а тому, произойдет ли это в одностороннем или многостороннем порядке. Некоторые из ключевых лиц в администрации будущего президента Джорджа У. Буша, включая Дональда Рамсфельда и Пола Вулфовица, организовали «Проект в поддержку нового американского столетия», который, предвкушая победу Джорджа У. Буша в Белом Доме, по просьбе тогда кандидата в вице-президенты Дика Чейни, выпустил внешнеполитический документ под названием «Перестраивая американскую оборону» (сентябрь 2000 г.), воспроизводящий одностороннее и откровенно агрессивное «Руководство по оборонному планированию» 1992 г. После 11 сентября 2001 г. этот подход стал официальной политикой США в «Стратегии национальной обороны Соединенных Штатов» 2002 г. Дробь барабанов войны перед вторжением в Ирак совпала с выходом новой декларации национальной безопасности, декларации новой мировой войны.

Как я уже отмечал, среди критиков распространенной точкой зрения является соотнесение этих драматических изменений с захватом политических и военных командных центров американского государства неоконсервативной кликой, получившей власть на выборах 2000 г. и затем использовавшей возможности, которые давали террористические атаки 11 сентября 2001 г., для глобального имперского наступления и нового милитаризма. Но экспансия американской империи, в свете распада Советского Союза, как показало предшествующее изложение, продолжалась все это время и изначально была двухпартийным проектом. Во время правления Клинтона США вели войну на Балканах, бывших частью советской сферы в Восточной Европе, и начали процесс создания военных баз в Центральной Азии, бывшей частью самого Советского Союза. В конце 1990 г. США каждый день сбрасывали бомбы на Ирак. Когда Джон Керри, как кандидат в президенты от демократов на выборах 2004 г., утверждал, что он будет вести войну в Ираке и войну с терроризмом с не меньшей решимостью и военными ресурсами, и его курс будет отличаться только меньшей односторонностью, он только постулировал взгляды демократов на природу империи в 1990-х гг. и по их завершении.

С точки зрения целостного подхода, предлагаемого критикой капитализма в историческом материализме, не могло возникнуть сомнений о направлении эволюции американского империализма после падения Советского Союза. Капитализм в силу самой своей логики – глобальная экспансионистская система. Противоречие между транснациональными экономическими устремления и тем фактом, что политически он остается разделенным на национальные государства, непреодолимо в рамках системы. Однако, злополучные попытки отдельных государств преодолеть это противоречие – это также часть фундаментальной логики капитализма. В существующей мировой ситуации, когда одно капиталистическое государство обладает фактической монополией на средства разрушения, оно не может сопротивляться соблазну установить полное господство и превратить себя в глобальное государство, управляющее мировой экономикой. Как отметил в своей книге «Социализм или варварство» (2001), написанной – что важно – до прихода Джорджа Буша к власти, выдающийся философ-марксист Иштван Месарош: «То, что сегодня стоит на кону – это не контроль над какой-либо частью планеты – безразлично, насколько большой – который терпел бы существование более слабых, но независимых соперников. Нет, речь идет о тотальном контроле над всей планетой одной экономической и военной сверхдержавы-гегемона. О контроле любыми средствами, находящимися в ее распоряжении, даже предельно авторитарными и, если нужно, военными».

Беспрецедентные угрозы этого нового глобального беспорядка воплощены в двух катаклизмах, к которым сегодня движется мир: распространении ядерного оружия и возрастании вероятности вспышки ядерной войны и планетарном экологическом разрушении. Это символизируют отказы администрации Буша подписать Договор о полном запрете ядерных испытаний, который должен был ограничить развитие ядерного оружия, и Киотский протокол как первый шаг к контролю глобального потепления. Как утверждает бывший секретарь обороны (в администрациях Кеннеди и Джонсона) Роберт Макнамара в своей статье «Скорый Апокалипсис» в выпуске журнала Foreign Policy за май – июнь 2005 г.: «США никогда не поддерживали политику «неиспользования кулаков» не только когда я был секретарем, но вообще никогда. Мы были и остаемся готовы использовать ядерное оружие, по решению одного человека, президента, против любого врага, независимо от того, есть у него ядерное оружие или нет, если мы верим, что это в наших интересах». Страна с крупнейшими регулярными вооруженными силами и готовностью к их одностороннему применению для увеличения своей глобальной власти – это также и страна с наибольшими ядерными силами и готовностью использовать их в своем припадке ярости, ставя мир на грань выживания. Страна, вырабатывающая больше всего диоксида углерода, ведущего к глобальному потеплению (примерно четверть его мирового производства), стала крупнейшим препятствием в деле предотвращения глобального потепления и причиной роста мировых экологических проблем, создавая возможность краха цивилизации, если эти тенденции будут продолжаться.

США пытаются установить свое суверенное глобальное правление над всей планетой во время углубления глобального кризиса: экономической стагнации, роста поляризации между богатством и бедностью в глобальном масштабе, упадка американской экономической гегемонии, роста ядерных угроз и ухудшения экологической ситуации. Результатом является рост международной нестабильности. В мире возникают другие потенциальные силы, такие как Европейский Союз или Китай, которые могли бы бросить вызов США на региональном или даже глобальном уровне. В Третьем мире вновь начинают набирать силу революции, что символизируется Боливарианской революцией под руководством Уго Чавеса. Попытки США сжать имперской удавкой Ближний Восток и его нефть натолкнулись на яростное и, кажется, непобедимое иракское сопротивление, создающее условия для имперского напряжения. Пока США размахивают своим ядерным арсеналом и отказываются содействовать международным соглашениям по контролю над этим видом вооружений, продолжается распространение ядерного оружия. К «ядерному клубу» готовятся присоединиться новые страны, такие как Северная Корея. Террористическое возмездие за империалистические войны в Третьем мире – это всеми признанная реальность, рождающая страх будущих террористических атак в Нью-Йорке, Лондоне и других местах. Эти обширные и перекрывающие друг друга исторические противоречия укорененные в комбинированном и неравномерном развитии глобальной капиталистической экономики, вместе со стремлением США к мировому господству, предвещают потенциально наиболее опасный период в истории империализма.

Курс, которым идут США и мировой капитализм, ведет к глобальному варварству, или даже чему-то худшему. Но важно помнить, что не существует ничего непреодолимого в человеческой истории. Все еще есть альтернативный путь – глобальная борьба за гуманное, эгалитарное, демократическое и устойчивое общество. Классическое имя для этого общества – «социализм». Эта возобновленная борьба за мир равенства людей должна начаться с определения слабого звена системы и, в то же время, с наиболее актуальной в мире задачи – организации глобального движения сопротивления против нового откровенного империализма.

Джон Беллами Фостер – профессор социологии Университета Орегона, глава марксистской секции Американской социологической ассоциации, автор книг «Марксова экология», «Уязвимая планета» и «Экология против капитализма». Публикуемая статья – предисловие к его книге «Откровенный империализм», которая выйдет в начале 2006 г.

Майкл Паренти

ИМПЕРИАЛИЗМ. ВВЕДЕНИЕ
Глава 1

Через весь мир

Под «империализмом» я подразумеваю процесс, в ходе которого господствующие политико-экономические интересы одной нации экспроприируют ради своего обогащения землю, труд, природные ресурсы и рынки других народов. Первыми жертвами западноевропейского империализма стали другие европейцы. Приблизительно 800 лет тому назад Ирландия стала первой колонией того образования, которое позже получило название Британской Империи. Сегодня часть Ирландии всё ещё остается под оккупацией Британии. Среди других ранних белокожих жертв империализма можно выделить народы Восточной Европы. В начале девятого века славяне работали на смерть в рудниках Каролингов. Это порабощение восточноевропейцев было настолько интенсивным и продолжительным, что слово «славянин» стало синонимом рабства. И в самом деле, слово «slave» (раб в западных языках – пер.) происходит от корня «слав». Восточная Европа была ранним источником накопления капитала, став к семнадцатому веку полностью зависимой от западных промышленников.

Особо разрушительным примером внутри-европейского империализма была нацистская агрессия в ходе Второй мировой войны, давшая германским промышленным картелям и нацистскому государству возможность разграбить ресурсы и эксплуатировать труд оккупированной Европы, включая рабский труд в концлагерях.

Основной удар европейских, североамериканских и японской имперских держав был направлен против Африки, Азии и Латинской Америки. К 19-му столетию они рассматривали Третий мир не только в качестве источника природных ресурсов и рабов, но и как рынок сбыта для своих промышленных товаров. К 20-му веку индустриальные нации перешли к экспорту не только товаров, но и капитала, в форме оборудования, технологий, инвестиций и займов. Но это не означает, что прекратилось разграбление природных ресурсов. Напротив, грабёж лишь усилился.

Среди множества взглядов на империализм, циркулирующих сегодня в Соединенных Штатах, доминирует идея, что империализм более не существует. Империализм не признается в качестве легитимной концепции, и разумеется не в отношении США. Можно говорить о «Советском империализме» или о «Британском империализме 19-го века», но не об американском. Выпускник факультета политологии в большинстве университетов в этой стране не получит возможность исследовать американский империализм на основании того, что такое исследование не будет академическим. 1 В то время как многие народы по всему земному шару обвиняют США в том, что они являются империалистической державой, в этой стране люди, заговаривающие об американском империализме, обычно считаются пустыми идеологическими болтунами.

Динамика экспансии капитала

Империализм старше капитализма. Персидская, Македонская, Римская и Монгольская империи существовали за столетия до Ротшильдов и Рокфеллеров. Императоры и завоеватели интересовались преимущественно грабежом и сбором дани, златом и славой. Капиталистический империализм отличается от этих ранних форм тем, что он систематически аккумулирует капитал посредством организованной эксплуатации труда и проникновения на заморские рынки. Капиталистический империализм инвестирует в другие страны, господствует над их экономикой, культурой и политической жизнью и интегрирует их производственную структуру в международную систему аккумуляции капитала.

Цетральным императивом капитализма является экспансия, расширение. Инвесторы не вложат деньги в предприятие, если они не смогут извлечь из него больше, чем вложили. Увеличение прибылей возможно лишь при росте предприятия. Капиталист непрерывно ищет пути сделать больше денег для того, чтобы затем сделать ещё больше денег. Необходимо постоянно инвестировать для получения прибылей, накапливать столько силы, сколько возможно перед лицом конкурирующих сил и непредсказуемых рынков.

Принимая во внимание его экспансионистскую природу, капитализм мало расположен к тому, чтобы сидеть дома. Почти 150 лет тому назад Маркс и Энгельс описали буржуазию, которая «охотится по всей поверхности земного шара. Она должна вить гнезда везде, расселяться повсюду, устанавливать связи повсеместно... Она создает мир по своему собственному образу.» Экспансионисты разрушают целые общества. Самодостаточные народы силой трансформируются в бесправных наемных рабочих. Туземные сообщества и народные культуры заменяются обществами массового рынка, масс-медиа и потребления. Кооперативные земли оккупирует агробизнес, деревни вытесняются барачными поселками городского типа, автономные регионы превращаются в централизованные автократии.

Вот один из тысячи подобных примеров. Несколько лет назад «Лос-Анжелес Таймс» опубликовала специальный репортаж о дождевых лесах Борнео, что в Южной части тихоокеанского региона. По их собственным рассказам, люди там жили самодостаточной жизнью. Они занимались охотой, рыболовством, выращивали пищу в своих садах и рощах. Но весь их образ жизни был безжалостно разрушен несколькими гигантскими компаниями, уничтожившими дождевые леса для того, чтобы сбыть древесину и получить прибыли. Их земли превратились в районы экологического бедствия а они сами в бесправных обитателей трущобных поселков, вынужденных работать за минимальную зарплату – когда посчастливится найти хоть какую-нибудь работу.

Североамериканские и европейские корпорации приобрели контроль над более чем тремя четвертями минеральных ресурсов Азии, Африки и Латинской Америки. Но погоня за природными ресурсами не является единственной причиной заморской экспансии капитализма. Существует дополнительная необходимость в сокращении стоимости продукции и максимализации прибыли путём инвестирования в страны с избытком дешёвой рабочей силы. Зарубежные инвестиции американских корпораций выросли на 84% с 1985 по 1990 год, причем наиболее драматическое увеличение произошло в странах с дешевым трудом, таких как Южная Корея, Тайвань, Испания и Сингапур.

Из-за низких зарплат, налогов, отсутствия социальных выплат, слабых профсоюзов, несуществующих профессиональной и экологической защиты, корпоративные прибыли американского бизнеса в Третьем мире выше на 50% нежели в развитых странах. «Ситибанк», одна из крупнейших американских фирм, получает около 75% своих прибылей за счет зарубежных операций. В то время, как дома рост прибыли был довольно скромным, прибыли за рубежом увеличивались драматически, усиливая развитие того, что получило название транснациональные или мультинацилнальные корпорации (ТНК). На сегодняшний день около 400 ТНК контролируют приблизительно 80% активов капитала на глобальном рынке и распространяют своё влияние на бывшие коммунистические страны Восточной Европы.

ТНК развили глобальный конвейер. «Дженерал Моторс» имеет заводы, производящие автомобили, грузовики и широкий набор запчастей в Канаде, Бразилии, Венесуэлле, Испании, Бельгии, Югославии, Нигерии, Сингапуре, Филиппинах, ЮАР, Южной Корее и в дюжине подобных стран. Такое «распределение сил» позволяет компании уменьшать ущерб от забастовок в одной стране, переводя производство в другую, стравливать друг с другом рабочих из различных стран, с целью уменьшить требования повышения зарплаты и улучшения условий труда и подорвать деятельность трудовых союзов.

Не необходимо, но просто непреодолимо

Некоторые авторы задаются вопросом является ли империализм необходимым условием для капитализма, указывая на то, что большая часть западного капитала вкладывается на Западе, а не в Третьем мире. Если корпорации потеряют все свои инвестиции в Третьем мире, заявляют эти исследователи, многие из них смогут выжить за счёт европейских и североамериканских рынков. В ответ можно сказать, что капитализм способен прожить и без империализма – но он не проявляет склонности это делать. Он не демонстрирует никакого желания отказаться от своих необычайно прибыльных предприятий в Третьем мире. Империализм может и не быть необходимым условием для выживания инвестора, но он представляется неотъемлемой тенденцией и естественным порождением развитого капитализма. Империалистические отношения могут и не быть единственным способом извлечения прибылей, но они являются наиболее рентабельным способом.

Необходимость империализма для капитализма на самом деле не является вопросом. Многие не абсолютно необходимые вещи в то же время являются сильно желаемыми, и посему им оказывается предпочтение и их рьяно добиваются. За морями инвесторы находят дешёвый труд третьего мира, жизненноважные природные ресурсы и многие другие крайне прибыльные условия, являющиеся непреодолимо привлекательными. Сверхприбыли могут не быть необходимыми для выживания капитализма, но выживание не есть всё то, в чём капиталист заинтересован. Сверхприбылям оказывается сильное предпочтение перед умеренными заработками. То что империализм не необходим капитализму не означает отсутствие непреодолимой связи.

То же верно и для другого рода социальной динамики. Например, богатство вовсе не обязательно ведёт к роскошной жизни. Большая часть богатства правящего класса может быть использована для инвестиций, а не на личное потребление. Очень богатые могут прожить и на более скромные суммы, но большинство из них предпочитает жить не так. На протяжении истории имущие классы предпочитали иметь лучшее из всего возможного. В конце концов, целью наживы за счет труда других людей является хорошая жизнь, возможность избежать любых форм неблагодарного тяжкого и монотонного труда, наслаждаться привилегированным доступом к роскошной жизни, медобслуживанию, путешествиям, образованию, отдыху, безопасности, досугу, и разумеется властью и престижем. И хотя не одна из этих вещей не является реально «необходимой», те кто ими обладает крепко за них цепляются, как свидетельствуют жестокие меры, применяемые имущими классами как только они ощущают угрозу со стороны уравнительной демократической силы.

Мифы недоразвития

Бедные земли Азии, Африки и Латинской Америки известны нам под названием «Третий мир», чтобы отличить их от «Первого мира» индустриализированных Европы и Северной Америки и ныне в основном распавшегося «Второго мира» коммунистических стран. Бедность Третьего мира, называемая «недоразвитием», рассматривается большинством западных обозревателей как первоначальное историческое условие. Нас просят поверить в то, что так было всегда, что бедные страны бедны из-за того, что их земли всегда были неплодородными или их люди всегда были непродуктивными.

На самом деле земли Азии, Африки и Латинской Америки долгое время производили огромные количества продовольствия, минералов и других природных ресурсов. Именно поэтому европейцы так возжелали грабить их. Никто не пойдет в бедные места чтобы обогатиться. Третий мир богат. Только его люди бедны – и это из-за перенесенного ими грабежа.

Процесс экспроприации природных ресурсов Третьего мира начался многие столетия тому назад и продолжается в наши дни. Сперва колонизаторы забирали золото, серебро, меха, шёлк, приправы, затем лён, пеньку, лес, патоку, сахар, ром, каучук, табак, какао, кофе, хлопок, медь, уголь, железо,олово, пальмовое масло, слоновую кость, а позже нефть, цинк, марганец, платинум, кобальт, бокситы, аллюминий и уран. И чтобы не пропустить самую чудовищную экспроприацию: принуждение миллионов людей к рабскому труду.

В течение столетий колонизации возникало много теорий, обслуживавших колонизацию. Меня учили в школе, что люди в тропических землях пассивны, ленивы и не могут работать так интенсивно как мы, обитатели умеренных широт. На самом деле обитатели теплых земель совершали великие трудовые подвиги, создавая великолепные цивилизации, задолго до того, как Европа вышла из Темных веков. И сегодня они нередко много работают, долгие и тяжелые часы за мизерные суммы. И тем не менее ранний стереотип «ленивого аборигена» до сих пор с нами. В любом капиталистическом обществе бедный, местный или заморский, регулярно обвиняется в собственной бедности.

Мы слышим, что народы Третьего мира культурно отсталы в своих нравах, обычаях и технических способностях. Это удобная идея для тех, кто хочет представить западные инвестиции в виде спасительной операции, целью которой является помочь отсталым народам стать более эффективными. Миф о «культурной отсталости» восходит к античным временам, когда он использовался завоевателями для порабощения коренных народов. Для тех же самых целях служил он и для европейских котонизаторов на протяжении последних пяти веков.

На какое же культурное превосходство могли претендовать европейцы прошлых времён? Начиная с 15-го и по 19-ый век европейцы были «впереди» по таким показателям, как количество казней, убийств и других жестокостей; лидировали они и по распространенности венеричесих заболеваний, оспы, тифа, туберкулёза, чумы и других телесных недугов, а также в области социального неравенства и бедности (как городской так и сельской), издевательств над женщинами и детьми и распространенности голода, рабства, протитуции, пиратства, религиозных убийств и пыток инквизиции. Тот, кто верит в то, что Запад был самой развитой цивилизацией, должен держать в уме все эти «достижения».

Если говорить более серьёзно, то надо отметить тот факт, что Европа имела серьёзное преимущество по части навигации и вооружений. Мушкеты и пушки, пулеметы и эсминцы, сегодняшние ракеты, вертолеты и бомбардировщики стали решающим фактором при встрече Запада и Востока, Севера и Юга. Превосходящая огневая мощь, а не превосходящая культура позволила европейцами североамериканцам занять господствующие позиции, которые и ныне удерживаются в основном силой, хотя и не только ей одной.

Заявлялось также и то, что колонизируемые народы были отсталы биологически и медленнее эволюционировали нежели их колонизаторы. Их «дикость» и «низкий» уровень культурного развития представлялись как выражение их неполноценной генетической эволюции. Но были ли они культурно отсталы? Во многих частях того, что сейчас считается Третьим миром, народы обладали развитыми навыками в архитектуре, садоводстве, ремеслах, охоте, рыболовстве, акушерстве, медицине и других вещах. Их социальные обычаи и нравы были зачастую более благородны и гуманны и менее автократичны и репрессивны нежели что-либо подобное в Европе тех времен. Конечно, нам не следует романтизировать эти коренные общества, некоторые из которых имели свои собственные жестокие обычаи. Но в целом эти народы имели более здоровую, счастливую жизнь, с большим количеством свободного времени по сравнению с большинством жителей Европы.

Есть ещё теории, имеющие широкое хождение. Нам говорят, что бедность Третьего мира имеет причиной перенаселенность, так как у многих людей есть слишком много детей чтобы их прокормить. На самом деле, за последние несколько столетий многие страны Третьего мира были менее плотно населены нежели некоторые страны Европы. В Индии меньше людей на единицу площади – но больше бедности – чем в Голландии, Уэльсе, Италии, Англии, Японии и ряде других промышленных стран. Более того, именно индустриализованные нации Первого мира, а не бедные народы Третьего, потребляют 80% мировых ресурсов и представляют наибольшую угрозу экологии земного шара.

Все это не ставит под сомнение действительную угрозу перенаселенности планеты для экосферы. Сокращение роста населения во всех странах мира поможет оздоровлению глобальной среды обитания, но оно не решит проблемы бедных – так как перенаселенность сама по себе не есть причина бедности, но лишь одно из её последствий. Бедные имеют тенденцию заводить большие семьи, так как дети являются источником рабочей силы, семейного дохода и поддержкой для пожилых.

Франц Мур Лаппе и Рейчел Шурман обнаружили, что из семидесяти стран Третьего мира шесть – Китай, Шри Ланка, Колумбия, Чили, Бирма и Куба, а также штат Керала в Индии – смогли снизить уровень рождаемости на одну треть. В них не происходили драматическое увеличение производства или быстый рост доходов на душу населения, также не проводились широкие программы по планированию семьи 2 . Факторами, которые по мнению исследователей сыграли решающую роль в сокращении рождаемости, были меры в области образования и здравоохранения, сокращения экономического неравенства, улучшения прав женщин, продовольственные субсидии и в некоторых случаях земельная реформа. Другими словами уровень рождаемости был снижен не на пути капиталистических инвестиций и экономического роста как таковых, а с помощью социо-экономических улучшений, даже весьма умеренных, сопровождавшихся укреплением прав женщины.

Искуственно превращённые в бедняков

То что называют «недоразвитием» является на самом деле комплексом общественных отношений, навязанных силой ряду стран. С продвижением западных колонизаторов, народы Третьего мира претерпели откат в своём развитии, иногда на целые столетия. Британский империализм в Индии служит хорошим примером. В 1810 году Индия экпортировала больше текстиля в Англию, чем Англия в Индию. К 1830 году картина изменилась на противоположную. Британцы установили защитный тариф для блокирования индийской готовой продукции и демпинговали свои товары на индийском рынке – эта практика поддерживалась с помощью военной силы. В течение нескольких лет огромные текстильные центры в Дакка и Мадрасе превратились в города призраков. Индийцы были отправлены назад в деревню выращивать хлопок для британских текстильных фабрик. Индия в результате превратилась в корову, выдаиваемую британскими финансистами.

К 1850 году долг Индии вырос до 53 миллионов фунтов стерлингов. С 1850 по 1900 её ВНП на душу населения упал почти на две трети. Цена на сырье и товары, которые Индия была вынуждена продавать в Британию в течение большей части 19-го века достигала в годовом измерении совокупного дохода 60 миллионов индийских сельскохозяйственных и промышленных рабочих. Массовая бедность, которую мы ассоциируем с Индией, не была изначальным историческим условием этой страны. Британский империализм сделал две вещи: во первых, он прекратил индийское развитие, во вторых силой навязал стране недоразвитие.

Примечания

1 В главе 10 тема отношений империализма и академии раскрыта более детально

2 Данные о Китае относятся ко времени до 1979 года – начала модернизации, промышленного роста и внедрения программы одного ребенка в семье: см. Food First Development Report no.4 1988

Если мировое промышленное производство с 1870 по 1913 г. выросло в пять раз, то промышленное производство США – в 8,6 раза. США выходят на первое место в мире по промышленному производству. В американской промышленности в это время происходят структурные изменения: прежде ведущее место занимала легкая промышленность, теперь на первое место выдвигается тяжелая. Решающую роль в этом сыграли электротехническая, нефтяная, резиновая, алюминиевая, автомобильная отрасли. Их развитие было связано с достижениями науки и техники. Американская промышленность все еще испытывала недостаток в рабочих, поэтому изобретательство, новая техника получили особенно благоприятную почву.

В результате серии изобретений Томаса Эдисона (1847–1931) в области электротехники в 1880-е гг. рождается знаменитая фирма Эдисона . В дальнейшем она перерастает в крупнейшую электротехническую корпорацию "Дженерал электрик" . Электротехническая промышленность становится одной из ведущих отраслей промышленности в США.

Изобретение двигателя внутреннего сгорания было использовано предпринимателем Генри Фордом для организации серийного производства автомобилей. Фирма Форда за короткое время превращается в монополию – Концерн Форда, а автомобильная промышленность США сразу занимает первое место в мире. В Англии в начале XX в. еще существовал закон, по которому перед каждым автомобилем должен был идти человек с красным флагом для охраны пешеходов. В США в это время было уже около 100 000 автомобилей.

Одной из первых монополий США стал основанный Дж. Д. Рокфеллером нефтяной трест "Стандард Ойл компани" , который уже в 1880 г. перерабатывал свыше 90% всей американской нефти. Рокфеллеру удалось договориться с железнодорожными компаниями о пониженной плате за перевозку грузов своего треста, что значительно помогло ему в конкурентной борьбе с соперниками. Когда конкурирующие компании, чтобы спасти свое положение, начали сооружение трубопроводов, Рокфеллер нанимал бандитов и разрушал их. Через некоторое время трест Рокфеллеров настолько разросся, что начал проникать в другие страны, организуя добычу и переработку нефти в Мексике, Венесуэле, Румынии. Согласно семейным преданиям, члены финансовой группы Морганов происходили от знаменитого корсара. В начале XX в. они основали "Стальной трест", занявший господствующее положение в черной металлургии США. Он контролировал 75% запасов железной руды США и выпускал половину металлургической продукции. Тресты появились и в других отраслях промышленности, возникли "короли" вагонов, мясных консервов и т.д. В начале XX в. они уже давали 40% промышленной продукции страны.

Монополии взвинчивали цены на продукцию, разоряли мелких промышленников, а все это восстанавливало против них общественное мнение страны.

Традиционной для Америки была доктрина спонтанного развития хозяйства: экономическое развитие есть свободная борьба сил, от которой государство должно стоять в стороне. Теперь же эта традиционная точка зрения встречала сильных противников, которые считали, что "непременным условием человеческого прогресса" являются государственные законы, которые должны ограничивать предпринимательскую деятельность, не допускать монополий.

Под давлением общественного мнения был принят "антитрестовский" закон Шермана (1890), официально предусматривавший ограничение деятельности трестов и монополий. Однако закон был бессилен именно против трестов. Он был направлен против сговора нескольких фирм на рынке, т.е. был против монополий низшего порядка – картелей и синдикатов, а когда эти фирмы сливались в одну, т.е. возникал трест, закон не усматривал здесь сговора, да и не мог вмешиваться во внутренние дела фирм.

После закона Шермана усиленное распространение получает новая форма монополий – холдинг-компании.

Холдинг – общество, которое держит портфель акций разных фирм, получает дивиденды и распределяет их между пайщиками. Естественно, как предприятие-акционер холдинг-компания посылает в эти фирмы своих директоров, контролирует их деятельность. Но перед лицом закона холдинг – не монополия: общество владеет только акциями и в качестве акционера, безусловно, имеет право контролировать те фирмы, в которые вложены ее капиталы. Неожиданностью было то, что от закона Шермана стали страдать профсоюзы. По формальному смыслу закона профсоюз – это объединение рабочих, направленное против конкуренции на рынке труда, рынке продажи рабочей силы.

Параллельно с концентрацией промышленности и образованием монополий идет концентрация банков и образование финансовых групп. К началу Первой мировой войны два крупнейших в США банка возглавили Дж. П. Морган и Дж. Д. Рокфеллер. Их банки контролировали третью часть национальных богатств страны, им подчинялись промышленные монополии и даже целые отрасли промышленности.

В состав финансовой группы Морганов входили "Стальной трест", компания "Дженерал электрик", Пульмановская компания по производству вагонов, 21 железная дорога, 3 страховых компании и т.д. Финансовая группа Рокфеллера была более узкой по составу – сюда входили в основном нефтяные корпорации.

Продолжало в этот период успешно развиваться и сельскохозяйственное производство. США выдвинулись на первое место в мире по производству и экспорту зерна, стали основным поставщиком сельскохозяйственных продуктов для Европы. Но развивалось это хозяйство неодинаково в разных районах страны. Главный промышленный район США – промышленный Север – был одновременно районом наиболее развитого сельского хозяйства. Здесь производилось 60% сельскохозяйственной продукции США. Города и промышленные центры предъявляли повышенный спрос на продукты питания, поэтому сельское хозяйство оказывалось очень доходным, а свободных земель уже не было, поэтому увеличивать производство можно было только за счет интенсификации, т.е. повышением технического уровня и увеличением продукции с той же площади.

На бывшем рабовладельческом Юге основная часть земельных площадей осталась в собственности прежних крупных землевладельцев. Они, как правило, сдавали землю мелким арендаторам, причем нередко применялись примитивные формы аренды типа издольщины, когда арендатор должен был отдавать владельцу земли часть урожая. Естественно, технический уровень сельского хозяйства здесь был значительно ниже.

На Дальнем Западе еще продолжалась колонизация. Край был сравнительно малонаселенным, и сельское хозяйство было преимущественно экстенсивным: поскольку земли было много, фермеры не старались получить максимум продукции с площади, а увеличивали производство за счет расширения площадей. Таким образом, не вся еще территория страны была полностью хозяйственно освоена. Продолжался процесс внутренней колонизации страны. Поэтому вывоз капитала из США был небольшим, преобладал ввоз. Если американские капиталовложения за границей к началу Первой мировой войны составляли около 3 млрд долл., то иностранные капиталовложения в США – около 6 млрд. А это значит, что США еще не очень нуждались в колониях. Тем не менее в соответствии с общей тенденцией в конце XIX в. США начинают колониальную экспансию. Однако колониальная политика США имела особенности, отличавшие ее от колониальной экспансии европейских стран.

Во-первых, слаборазвитые страны – потенциальные колонии находились рядом, на своем континенте, нс надо было ехать за океан. США принимают на вооружение доктрину "Америка для американцев" . Вначале эта доктрина была лозунгом борьбы народов Латинской Америки против европейского колониализма. Под этим лозунгом народы освобождались от колониальной зависимости. Когда европейских колоний в Америке почти не осталось, смысл доктрины изменился. США, опираясь на нее, не допускали проникновения европейских капиталов в страны Латинской Америки, резервируя их для своей колониальной деятельности.

Во-вторых, колониальная экспансия США с самого начала приобрела черты неоколониализма . США не объявляют страны Латинской Америки своими колониями. Формально они остаются суверенными государствами. Но, пользуясь экономической слабостью этих стран, капиталисты США ввозят туда свои капиталы и эксплуатируют национальные богатства. Если же правительство гой или иной страны пытается выйти из-под контроля, США, пользуясь своим влиянием, организуют государственный переворот. Так была устроена, например, революция в Панаме ради захвата Панамского канала.

В-третьих, в странах Старою Света США пропагандируют принцип "открытых дверей", т.е. равных возможностей для капиталистов всех стран. США против колониализма, они за соревнование капиталов в слаборазвитых государствах. И это позволяет им проникать в слаборазвитые страны Азии.

Безостановочный кошмар под названием «выборы 2016» - самое заметное выражение тупика империализма США. Неожиданная победа Трампа привела к усилению многосторонней неомаккартистской войны. Как и в первой Холодной войне, главной целью атаки стала Россия. Миф о русском вмешательстве в избирательную систему США пропагандировался правительством Обамы, корпоративными СМИ и даже кампанией пересчёта Джилл Стайн. Так называемые «секретные откровения» (т.е. лживые заявления) ЦРУ предъявлялись в качестве доказательств, что Россия устроила тайный заговор, чтобы посадить в Белом доме Трампа. Некоторые корпоративные СМИ зашли столь далеко, что заявили о существовании законных оснований для импичмента Трампа .

Неомаккартистская атака направлена на независимые голоса и нестандарные элементы правящего класса. Корпоративные СМИ назвали такие левые журналистские источники, как Black Agenda, «фальшивыми новостями», призвав расследовать их связь с Россией по Закону о шпионаже 1919 года. Большая часть правящего класса в разведке и Министерстве войны США считает Трампа проблемой из-за его предложений разоружить джихадистов в Сирии и разрядить отношения с Россией. Но Трамп только хочет обогатить себя и своих капиталистических партнёров за счёт огромного богатства растущей российской экономики. А финансовый капитал и армия США считают, что дестабилизация России – лучший способ сохранения гегемонии. Поэтому они хотят убрать Трампа, по крайней мере, в данный момент. Репрессии против левых – дополнительный бонус.

Не Трамп выиграл выборы – их проиграла Хиллари Клинтон. Она получила огромную помощь миллиардеров США . Она считалась победительницей до самого момента опубликования результатов выборов. Проигрыш Клинтон продемонстрировал глубокий кризис легитимности Демократической партии, поскольку миллионы избирателей ненавидят её корпоративных спонсоров. Этот факт был скрыт ложью о русском вмешательстве в выборы США и о «фальшивых новостях», которые подрывают американскую демократию. На самом деле, Россия мало заинтересована в подрыве политического процесса в США, который давно полностью коррумпирован. Это правительство Обамы устраивало против России военные и политические провокации. Россия столько же заинтересована во вмешательстве во внутренние дела США, сколько сирийское правительство – в убийстве своих граждан. Эти обе лжи сфабрикованы для империалистических атак на эти страны.

Но эта политика имеет мало значения в условиях непонимания кризиса американского империализма. Кризис легитимности американского империализма – выражение серьёзного кризиса экономической системы. Цифры не лгут. Недавно New York Times написала о смерти «американской мечты» , поскольку только 50% родившихся в 1980 году могут заработать столько, сколько зарабатывали их родители. А Market Watch сообщила, что сейчас более 6 млн. автомобильных кредитов в США запаздывают в оплате на 90 дней . Эти экономические показатели отражают постоянный, глобальный, экономический кризис империализма США.

Экономический кризис можно объяснить логикой империализма, описанной в книге Фрэда Голдштейна . В этой книге глобальный империалистический кризис рассматривается в контексте сдвига состояния производительных сил при капитализме. Более трёх десятилетий глобальный капитализм стремился к экспансии через усиление эксплуатации. Это привело к безумной гонке высокотехнологичных средств производства, которые заменили основную массу рабочих мест в США . Результатом стал рост стоимости производства и снижение зарплат в условиях замедления экономического роста.

Техническое развитие повысило производительность и ввергло систему в перманентный кризис безработицы и перепроизводства. Система разваливается, потому что рабочие настолько бедны и перегружены работой, что только кредитно-финансовые инструменты могут временно облегчить бремя выживания. Однако кредитная система усугубляет кризис перепроизводства. И жилищный кризис 2008 года стал прямым результатом финансовых спекуляций с кредитными картами, ипотечными и прочими кредитами. Иными словами, всякий раз, когда империалистическая система пытается экономически расшириться, явное обнищание эксплуатируемых классов гарантирует, что это приведёт к падению прибыли.

Традиционные средства смягчения экономического кризиса исчерпаны. Империалистическая война спасла в своё время американский капитализм от коллапса, но она привела к росту высокотехнологичного производства, которое создаёт мало рабочих мест. Война - дорогой бизнес , для которого необходимо договариваться с различными внешними силами: странами НАТО, арабскими монархиями, Израилем и пр.. И поскольку масштабная война не приносит экономических выгод трудящимся массам в империалистических странах, её очень трудно пропагандировать. Иными словами, военная экспансия американского империализма не приводит к экономическому спокойствию. Война ведёт только к хаосу и кризису.

Империалистическая война всегда служила двум главным целям: расширению капиталистического рынка и сохранению политического господства капиталистической страны. Однако, комбинация внутреннего экономического кризиса и внешнего народного сопротивления приводит к застою. Империалисты не предлагают ничего, кроме разрушений, и застой продолжается уже более 30 лет, несмотря на множество зарубежных войн. Их главная задача – расчистить путь для капиталистической экспансии. Однако войны больше не справляются с этой задачей. Американские войны в Ираке, Ливии, Афганистане, Украине и других странах не несут ничего, кроме разрухи и политического хаоса.

Американский империализм пойман в ловушку внутренних системных противоречий. Основная реакция правящего класса на системный тупик – усиление государственных репрессий в отношении угнетённых народов. В США эти репрессии выражаются в полицейском терроре против чернокожих - каждый день полиция убивает одного афроамериканца. США потратили миллиарды долларов на развитие крупнейшего в человеческой истории тюремно-полицейского государства, чтобы подавить мятеж наиболее угнетённых слоёв населения. Однако, государственные репрессии быстро теряют эффективность.

Некоторые люди будут оплакивать смерть американского империализма, но только не революционеры. Революционеры двигают время. Движения Occupy Wall Street и Black Lives Matter были только красивыми протестами. Очередной экономический коллапс уже на пороге. В массах нарастает волнение и отчаяние, которые должны превратиться в революционную решимость. Тупик империализма США уже создал условия для возникновения революции. Задача революционеров – построение движения, способного превратить народное волнение в революцию.

Сухие формулировки первой диверсионной операции ЦРУ гласят: Операция «Аэродинамик» - одна из ряда секретных операций ЦРУ против СССР, проводимых в сотрудничестве со спецслужбами Великобритании, Италии и ФРГ. Для выполнения операции привлекались лица, ранее сотрудничавшие с нацистской Германией. Была начата в 1948 году под кодовым названием CARTEL, основным партнёром при проведении была выбрана ОУН(б), основным контактным лицом был первый руководитель СБ ОУН(б) Микола Лебедь.

Виснер за месяц разработал боевые планы на последующее пятилетие. Он намеревался создать многонациональный конгломерат СМИ для пропаганды. Он хотел вести экономическую войну против Советов с помощью фальшивой валюты и манипулирования рынками. Он потратил миллионы на попытки склонить чашу весов на свою сторону. Ему хотелось завербовать целые легионы изгнанников - русских, албанцев, украинцев, поляков, венгров, чехов, румын - для формирования групп вооруженного сопротивления, способных проникнуть через железный занавес. По мнению Виснера, в Германии насчитывалось около 700 тысяч русских, так или иначе брошенных на произвол судьбы, которые могли бы вступить в такие организации. Тысячу из них он хотел преобразовать в политические ударные группы. Но в итоге нашел всего семнадцать человек…

Слово «Соловей» представляло собой кодовое наименование украинского отряда сопротивления, которому Форрестол поручил вести секретную войну против Сталина. Среди его лидеров были нацистские пособники, убившие во время Второй мировой войны тысячи людей…

Микола Лебедь (1909-1998)

Ключевой пункт закона 1949 года дал ЦРУ возможность, руководствуясь «интересами национальной безопасности», ежегодно впускать в Соединенные Штаты до ста иностранцев, предоставляя им «постоянное место жительства, невзирая на невозможность их въезда в страну согласно иммиграционным или любым другим законам». В тот же самый день, когда президент Трумэн подписал закон о ЦРУ 1949 года, генерал Уиллард Г. Уайман, руководивший Управлением специальных операций, заявил американским представителям иммиграционных властей, что украинец по имени Микола Лебедь «оказывает ценную помощь этому агентству в Европе». Согласно недавно одобренному закону, ЦРУ переправило Лебедя в Соединенные Штаты.

В собственных досье ЦРУ украинская фракция во главе с Лебедем описывалась как «террористическая организация». Сам Лебедь был осужден за убийство польского министра внутренних дел в 1936 году. Из мест заключения он бежал три года спустя, когда Германия напала на Польшу. В нацистах он видел своих естественных союзников. Из его сподвижников немцы сформировали два батальона, включая и батальон под названием «Соловей», который сражался в Карпатах и сохранился до конца войны. Мысли о нем не давали покоя министру обороны Форрестолу. Лебедь выставил себя в качестве самозваного министра иностранных дел в Мюнхене и предложил ЦРУ помощь украинских партизан для участия в подрывной деятельности против Москвы.

Бронислав Перацкий (1895-1934)

Министр МВД Польши. Руководил кампанией «пацификации» украинского населения Польши (в частности, во Львове в 1930 году), в ходе которой смог осуществить операции по аресту большинства наиболее активных членов ОУН-УВО. Согласно данным польского МВД, акции были проведены в 450 сёлах 16-ти повятов Галиции. В Тернопольском воеводстве в 53 сёлах акция проводилась повторно. За лето-осень 1930 года по подозрению и за участие в акциях ОУН-УВО было арестовано 1739 человек. Его убийство 15 июня 1934 г. было организовано Миколой Лебедем и Степаном Бандерой, исполнил Григорий Мацейко.

Согласно определению министерства юстиции, это был военный преступник, который убивал украинцев, поляков и евреев. Но все попытки депортировать его обратно в СССР прекратились после того, как Аллен Даллес самолично написал федеральному иммиграционному комиссару, заявив, что Лебедь представляет «неоценимую важность для агентства» и активно помогает в «операциях первостепенной важности».

ЦРУ «имело на вооружении ряд методов по сбору разведданных на территории Советского Союза и должно было использовать любую удобную возможность, невзирая на невысокую вероятность успеха и ненадежность агентуры», - записано в отчетах об украинских операциях. «Едва ли не единственной альтернативой были группы эмигрантов, в том числе и лица с весьма сомнительным прошлым». Поэтому «порой зверский послужной список многих членов эмигрантских групп становился более расплывчатым, по мере того как они приобретали все большую важность для ЦРУ». К 1949 году Соединенные Штаты были готовы работать против Сталина едва ли не с любым мерзавцем. В этом смысле Лебедь идеально подошел на эту роль».

/Тим Вейнер. ЦРУ. Правдивая история. Глава 4 «В обстановке наивысшей секретности. Глава 5 «Богатый слепец»./

Рассекреченный документ.

Предмет : Микола Лебедь.

«Неоценимая роль агентству в его операциях. В связи с будущими операциями первой необходимости Агентства, срочно необходимо, чтобы субъект мог переместиться в Западную Европу. Однако, перед тем, как субъект сможет осуществить данное перемещение, Агентство должно убедиться в возможности его повторного въезда в США без расследования или иного инцидента, который привлечет ненадлежащее внимание к его активности. Ваша служба ранее подчеркивала, что она не может дать такую гарантию, потому что субъект был обвинен в 1936 году за совершенное им убийство польского министра внутренних дел и приговорен к смерти, в дальнейшем подвергнут пожизненному заключению. Предмет расследования польским судом во многом имел политические основания, и Агентство не имеет причин не верить отрицанию субъекта своей вины в убийстве. Однако, совершение преступления включает моральную развращенность, что поднимает вопрос допустимости въезда субъекта согласно Закону об иммиграции. Ваша служба указала, что если субъект совершит повторный въезд в Соединенные штаты, расследование должно быть продолжено …

Чтобы устранить препятствия в выполнении планируемых операций Агентства и в соответствии с полномочиями, данными разделом 8 Акта 1949 года о ЦРУ, я подтверждаю и направляю на ваше согласование возможность въезда данного субъекта в США для постоянного места жительства согласно указанному Акту, потому что такой въезд существенен для миссий национальной разведки и осуществляется в целях национальной безопасности…».

Национальный архив США в части взаимодействия нацистов и американских спецслужб в годы холодной войны дает развернутый отчет о деятельности Миколы Лебедя.

Отчет Национального архива: Тень Гитлера

Ричард Брайтман и Норман Года

Отчет констатирует:

«Отношения Николая Лебедя с ЦРУ продолжались на протяжении всей холодной войны. В то время как большинство операций ЦРУ с участием виновных в военных преступлениях имели неприятные последствия, операции Лебедя увеличили фундаментальную нестабильность Советского Союза.
Попытки построить отношения в 1945 и 1946 годах между Службой стратегического управления и Лебедем не осуществились по причине первоначального недоверия.
В декабре 1946 года группа Лебедя обратилась к американским спецслужбам, прося денег и оружия, а также помощи в связях и обучении агентов. Взамен эта группа обещала создать разведывательную сеть на Украине. Однако Управление стратегических служб (ранний прообраз ЦРУ), с которым контактировали представители Лебедя, отказало им в помощи, отметив в своём отчёте «неуместность их аргументации и разобщённость среди эмиграции».

В июле 1947 года в докладе Корпуса контрразведки (CIC) Лебедь был назван «хорошо известным садистом и немецким пособником». //Card Ref. D 82270, July 22, 1947, NARA, RG 319, E 134B, B 757, Mykola Lebed IRR Personal File, Box 757.

Такая оценка была вполне закономерна.

Как отмечает в одном из интервью соавтор архивной работы «Тень Гитлера», в 1939 году Лебедь прошел подготовку в немецком учебном центре в Закопане, Польша. Если бы ЦРУ углубилось в историю Западной Украины в годы войны, то легко установило бы, что бандеровское крыло Организации украинских националистов участвовало в этнических чистках. А Лебедь после войны весьма успешно преобразился. Он написал брошюру об Украинской повстанческой армии, которая рисовала повстанцев в благоприятном свете: они сражались с немцами после 1941 года и с Советами после 1944-го. В брошюре ничего не говорилось ни об участии в уничтожении евреев в Западной Украине, ни об этнических чистках поляков в Восточной Галиции и на Волыни.// Интервью с Норманом Гоудой. Тень Гитлера.

Норман Гоуда, Доктор наук, получил степень PhD в Университете Северной Каролины, США. Работает профессором изучения холокоста в Университете Флориды.

Профессор Карл Беркхоф в своей книге «Урожай отчаяния: жизнь и смерть на Украине под управлением нацистов» пишет:

«Согласно Боровцу, бандеровцы (он упоминает Лебедя) наложили коллективный смертный приговор полякам «Западной Украины» в марте 1943 и в апреле прислали ему список требований по осуществлению «чистки», поручив завершить операцию «чистки» как можно раньше».

// «Berkhoff, Karel C.: Harvest of Despair. Life and Death in Ukraine under the Nazi Rule. Cambridge: Belknap 2004. P. 291

Карел Беркхоф (р. 1965) и его книга
«Урожай отчаяния»

Профессор Йельского университета Тимоти Шнайдер вторит:

«В апреле 1943 г. Николай Лебедь, тогдашний лидер ОУН (б), выступал за политику «очистки всей революционной территории польского населения».

// Timothy Snyder, The Reconstruction of Nations: Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569-1999 (New Haven, Conn.: Yale University Press, 2003), p. 165.

В ходе проведённого в Польше исследования «Карта» было установлено, что в результате действий УПА-ОУН(Б) и СБ ОУН(б), в которых принимала участие часть местного украинского населения и порой отряды украинских националистов других течений, число погибших на Волыни поляков составило не менее 36 543 - 36 750 человек, у которых были установлены имена и места гибели. Кроме того, тем же исследованием было насчитано от 13 500 до более чем 23 000 поляков, обстоятельства гибели которых не выяснены.

Ряд исследователей говорит о том, что жертвами резни стало, вероятно, около 50-60 тысяч поляков. // Grzegorz Motyka, Ukraińska partyzantka 1942-1960, str. 410.

Профессор Тимоти Шнайдер (р. 1969) его книга «Реконструкция наций: Польша, Украина, Литва, Беларусь (1569-1999)»

Этнические чистки поляков Украинской повстанческой армией на Волыни и в Галиции продолжались в течении 1943 г. и на протяжении почти всего 1944 г., до прихода Советов. В то время как УПА убивали евреев, чехов, мадьяр, армян и представителей других этнических меньшинств, поляки оставались их главной целью. «Да здравствует великая независимая Украина без евреев, поляков и немцев. Поляков - вон, немцев - в Берлин, а евреев - на виселицу», - говорил один из лозунгов ОУН (б) поздней осенью 1941 г.

// Bruder, “Den ukrainischen Staat,” 166, citing Ereignismeldung UdSSR Nr. 126 of October 27, 1941, Meldung der Kommandeurs der Sipo und des SD in Lemberg, BArch Berlin-Lichterfelde, R 58/218, Bl. 323.

Джон Лофтус (р. 1950). Американский писатель,
бывший государственный прокурор и
бывший армейский офицер разведки.

Является президентом The Intelligence Summit, президент музея Холокоста во Флориде. Начал работать в Министерстве юстиции США в 1977 году и в 1979 году присоединился к Управлению специальных расследований Минюста США, которое отвечало за обвинения и депортацию нацистов - военных преступников. Его книга «Секреты американских нацистов».

Выдержка из письма Лофтуса в ЦРУ.

Сегодняшний директор ЦРУ понятия не имеет, где его предшественники спрятали файлы по украинским нацистам. Никто сегодня в ЦРУ ​​даже не знает, что крупные нацистские фигуры, такие как Николай Лебедь, когда-то работали на Управление координации политики (OPC) на самом высоком уровне. После Второй мировой войны ЦРУ арестовало Лебедя и других членов ОУН/СБ, как военных преступников. В то же самое время, OPC расходовало миллионы долларов ЦРУ на организацию ОУН/СБ, и рекомендовало Лебедя на получение американского гражданства в соответствии с актом ЦРУ «100 человек в год». Как свидетельствуют файлы армейской разведки, ОУН/СБ являлось классическим примером, когда одно крыло ЦРУ ловило нацистов, а другое их вербовало.

Было бы более справедливым и точным для истории рассматривать OPC в качестве отдельного учреждения Государственного департамента, а не единицы ЦРУ. Это правда, что OPC оплачивал своих нацистских агентов за счет средств ЦРУ​​, но ЦРУ не знало этого. Записи ЦРУ в отношении ОУН /СБ полностью чисты. Позвольте мне прояснить этот момент в первую очередь.

Предшественник ЦРУ, Управление специальных служб (УСС), выявило, что Организация Украинских Националистов является экстремистским националистическим движением, которое сотрудничало с нацистами во время Второй мировой войны в различной степени. Наиболее экстремистская фракция, ОУН/Б возглавлялась Степаном Бандерой и Ярославом Стецько, некоторое время служила в качестве нацистского марионеточного правительства Украины. Но политическое руководство было отозвано в Берлин и оставалось под VIP- стражей до конца войны. Бандера продолжал требовать все более высокие формы политического признания, которые Гитлер не хотел ему предоставлять.

В сущности, требования Бандеры о независимом фашистском государстве на Украине находились в противоречии с общероссийскими целями других профашистских эмигрантских групп, таких как Народно-трудовой союз российских солидаристов и движение Власова. В то время как политические баталии продолжались в Берлине, служба безопасности ОУН/Б, ОУН/СБ под руководством Николая Лебедя, была крайне ценным, хотя и жестоким подразделением СС на Украине. ОУН/СБ подыскивала местных добровольцев для мобильных групп для расправ СС (Einsatzgruppen) и финансируемых СС антипартизанских единиц (УПА). Люди Лебедя сыграли значительную роль в украинском Холокосте (например, в убийстве матери Симона Визенталя). ОУН/СБ использовало пытки и убийства украинских политических соперников для пользы нацистов.

Солдаты УПА свидетельствуют, что приказы по убийству поляков часто перекрывались приказами по убийству выживших евреев, иногда это отражалось в военных песнях УПА. Песня ОУН имела следующее содержание:

«Мы будем мясниками для евреев, задушим поляков и построим украинское государство!».

Один выживший поляк вспоминал, что солдаты УПА, проходя через польскую колонну Глебожица во Владимир-Волынском, пели:

«Вырезали мы жидов, вырежем и ляхов, и старого и малого до единого; поляков вырежем, Украину збудуем».

Ветеран органов безопасности СССР, Владислав Васильевич Чубенко вспоминает:

В 1941 г. глава Службы безопасности ОУН Николай Лебедь как личный представитель Бандеры прибыл во Львов с особыми полномочиями Абвера и Провода ОУН. Штаб бандеровцев во главе с Лебедем был размещен на улице Руськой, № 20 с табличкой на доме «Організація українських націоналістів». Еще перед войной в Кракове они составили списки лиц, которые должны были попасть под ликвидацию во Львове. Но эти списки своевременно не привезли, поэтому перечень жертв среди украинской интеллигенции Львова по поручению Лебедя произвольно составляли его подручные палачи Евгений Врецьона и Иван Климив-Легенда при помощи телефонного справочника. В список были внесены свыше 300 лиц. Руководитель «Нахтигаля» Роман Шухевич поддерживал постоянную связь с СД, гестапо и Лебедем, и «Нахтигаль» под контролем Лебедя проводил кровавые акции в городах Украины.

// «МГБ против ЦРУ и СИС»

Выдержки из рассекреченных документов СССР

В книге Виктора Полищука «Горькая правда. Преступления ОУН-УПА (исповедь украинца)», изданной в Торонто, автор свидетельствует:

«Микола Лебедь и Роман Шухевич распределяли палачей по группам, направляя на заранее определенные участки города, контролировали их "работу".»

По свидетельству бывшего жителя Львова Хаима Гольдвина, будущий командир УПА принимал личное участие в истязаниях:

«... Так стал свидетелем парада батальона "Нахтигаль" у ратуши, на которой рядом с гитлеровским флагом висел желто-голубой флаг».

Еврейские мужчины и женщины чистят улицу возле Оперы во Львове. Двое мужчин управляют процессом, пока зрители в толпе наслаждаются зрелищем, особенно женщина в центре фото (фотография предоставлена ​​Дэвидом Ли Престоном)

Несмотря на это, тот же CIC начал сотрудничество с Лебедем, когда он предложил информацию об украинской эмиграции и советской деятельности в американской оккупационной зоне, а также общую информацию о Советском Союзе и украинцах.

В ноябре 1947 Иван Гриньох просил от имени самого Бандеры, чтобы американские власти перевели Лебедя из Рима в Мюнхен, чтобы защитить его от советских запросов об экстрадиции, когда американская военная администрация в Италии завершится в следующем месяце. CIC в Мюнхене получил доверие Гриньоха и надеялся устроить встречу с Бандерой лично. В декабре вооруженные силы перевезли Лебедя и его семью в Мюнхен. В то же самое время Лебедь обелил свои военные записи в отношении группы Бандеры и УПА в своей 126-страничной книге, на страницах которой он подчеркнул свою борьбу против немцев и СССР.

Иван Гриньох (1907-1994).

Священник Украинской грекокатолической церкви, предводитель зарубежного представительства непризнанного украинского правительства.

Итак, в конце 1947 года Лебедь тщательно вычистил свои архивы довоенного и военного периода для американского использования. В своём изложении он представал жертвой поляков, Советов и немцев, всю оставшуюся жизнь он предъявлял листовку о своём розыске гестапо как доказательство своей антинацистской деятельности. Также он утверждал, что после ареста лидеров ОУН(б) он начал организовывать сопротивление немцам и стал «духовным отцом» УПА, за что и гестапо и НКВД якобы назначили награду за его голову, а гестапо забрало его семью в Бухенвальд и Освенцим в попытке заставить его сдаться. //Breitman, Richard. U.S. intelligence and the Nazis. — Cambridge University Press, 2005, p.251.

Блокада Берлина в 1948 году и угроза европейской войны побудили ЦРУ организовать советских эмигрантов в группы и повысить степень, с которой они могли бы обеспечивать важные операции разведслужб. В рамках проекта ICON, ЦРУ изучили 30 групп и рекомендовали оперативное сотрудничество с группой Гриньох - Лебедь для организации подпольной работы. По сравнению с Бандерой, Гриньох и Лебедь представлялись более умеренными, стабильными и обеспечивающими безопасность группы в соединении с украинским подпольем в СССР.

Иван Гриньох с бойцами ОУН

Сопротивление/разведгруппы за пределами советских границ должны были приносить пользу в случае войны. ЦРУ предоставляло деньги, оборудование, тренировочные курсы, средства радиопередач и подготовленных агентов для десанта с парашютом, чтобы ускорить медленные курьерские маршруты через Чехословакию, используемые бойцами УПА и связными. Как Лебедь говорил позже:

«операции... десантирования были первым реальным индикатором... что американская разведка была готова оказывать активную поддержку в установлении линии связи на Украине».

Операции ЦРУ с группой Гриньоха-Лебедя началась в 1948 году под криптонимом CARTEL, но вскоре название поменялось на AERODYNAMIC. Гриньох остался в Мюнхене, а Лебедь переехал в Нью-Йорк и приобрел статус постоянного жителя, то есть американское гражданство. Это держало его в безопасности от убийства, позволило ему говорить с украинскими группами эмигрантов. Кроме того, ему разрешили вернуться в Соединенные Штаты после оперативных поездок в Европу. Однако его репутация в Нью-Йорке осуждалась другими украинцами и ассоциировалась с лидером, ответственным за «массовые убийства украинцев, поляков и евреев». Кроме того, агентство по иммиграции видело в Лебеде типичный случай лица для депортации.

После того, как Лебедь очутился в Соединенных Штатах, он стал руководителем контактов с ЦРУ по AERODYNAMIC. ЦРУ обработчики указал на его «хитрый характер», его «отношения с гестапо и... обучение в гестапо», и тот факт, что он был «очень безжалостным типом». // to Chief, FDM, Cartel 2 Debriefing Report, December 16, 1949, NARA, RG 263, E ZZ-19, B 9, Aerodynamic: Operations, v. 9, f. 1.Memorandum for the Record, February 15, 1950, NARA, RG 263, E ZZ-19, B 9, Aerodynamic Operations, v. 9, f. 1.

«Ни одна из сторон», сказал один из сотрудников ЦРУ, сравнивая Бандеру и Лебедя «не является чистой»// SR/W2 to SR/WC, May 21, 1952, NARA, RG 263, E ZZ 19, B 10, Aerodynamic: Operations, v. 10, f. 2.

Как и Бандера, Лебедь был постоянно раздражен, что Соединенные Штаты никогда не способствовали отделению Украины от СССР по национальному признаку, что Соединенные Штаты сотрудничали с имперски настроенными российскими группами эмигрантов, а также с другими украинцами и что Соединенные Штаты позднее проводили политику мирного сосуществования с Советами.

С другой стороны, Лебедь не имел личных политических амбиций. Он был непопулярен среди многих украинских эмигрантов за счет его жестокого участия в УПА во время войны, расправ с пленными и оппонентами. В этом плане он был идеологически абсолютно безопасной фигурой. Чтобы предотвратить советское проникновение, он не ввел никого в свое окружение, кто прибыл на Запад после 1945 года. Он имел, как говорили, первоклассный оперативный ум, и к 1948 году он имел, по словам Даллеса, «огромное значение для этого агентства и его деятельности». Файлы операции содержали огромное количество оперативных деталей.

Первый этап AERODYNAMIC заключался в проникновении на Украину, а затем экс-фильтрацию подготовленных ЦРУ украинских агентов. К январю 1950 года в операции участвовали подразделение ЦРУ для сбора секретной разведки (Управление специальных операций, OSO) и подразделение тайных операций (Управление координации политики, OPC). Операции в этом году выявили «хорошо организованное и надежное подпольное движение» на Украине, которое было даже «шире, и имело более полное развитие, чем указывали предыдущие доклады».

Вашингтон был особенно доволен высоким уровнем обучения УПА на Украине и ее потенциалом для дальнейших партизанских действий и «необыкновенной новостью, что... активное сопротивление советскому режиму распространялось неуклонно на восток, из бывших польских греко-католических провинций».// Joint OSO-OPC Report On the Ukrainian Resistance Movement, December 12, 1950, NARA, RG 263, E ZZ-19, B 9, Aerodynamic: Operations, v. 9, f. 1.

Священник УГКЦ, капитан Абвера Иван Гриньох (в центре), один из руководителей ОУН-Б и агент гитлеровских спецслужб Микола Лебедь (в берете) и курсанты английской разведшколы «Богдан», «Славко», «Семенко» перед заброской в Советский Союз 24 сентября 1951 г. // Веденеев Д.В. Одиссея Василия Кука. Военно-политический портрет последнего командующего УПА (Серия: Тайные войны: История и современность). - К.: К.И.С., 2007. - 208 c.

ЦРУ получало информацию о деятельности УПА в различных украинских районах, советской приверженности политики по уничтожению УПА, взаимоотношениях УПА с украинцами, потенциалу УПА расширить движение до 100 тысяч бойцов в военное время.

В течение послевоенного десятилетия силы ОУН—УПА осуществили около 14,5 тыс. различных акций против режима, в том числе 195 диверсий, 457 нападений на представителей силовых структур, 4912 терактов. Верхушка подполья старалась гибко перестраивать его тактику, чтобы сохранить силы до взрыва «Чумы» — так в документах ОУН зашифровывалось начало вооруженного конфликта между странами Запада и СССР. Вводятся тактические схемы «Орлик» (создание позиций в восточных областях УССР), «Олег», предусматривающая воспитание молодежи для пополнения организации (только на протяжении января—сентября 1950 года советским режимом ликвидировано 335 молодежных групп ОУН, в которых насчитывалось 2488 участников и 340 единиц оружия). Ведущей была схема «Дажбог», предусматривающая переход к глубокому подполью, легализации членов ОУН, укоренение их в официальные структуры. // Д. Веденеев, Ю. Шаповал, «Мальтийский сокол, или судьба Мирона Матвиейко», Зеркало недели, 10 августа 2001

ЦРУ решило расширить свои операции по «поддержке, развитию и использованию украинского подполья для целей сопротивления и разведки». «В связи с масштабами деятельности движения сопротивления на Украине», отмечал руководитель подразделения тайных операций Визнер «мы считаем, что это один из первоочередных проектов». // Operations into Ukraine, November 28, 1950, NARA, RG 263, E ZZ-19, B 9, Aerodynamic: Operations, v. 9, f. 1. Wisner to Director of Central Intelligence, Joint OSO/OPC Report on the Ukrainian Resistance Movement,” January 4, 1951, and attachments, NARA, RG 263, E ZZ-19, B 9, Aerodynamic: Operations, v. 9, f. 1.

Окончание здесь: